Иван Оченков - Стрелок: Путь на Балканы. Путь в террор. Путь в Туркестан [сборник litres]

– А может, ён купец? – с глумливой улыбкой предположил третий.

Ответом им было, как сказал бы Будищев, ноль внимания – фунт презрения, чего матросы вынести уже никак не могли.

– Ваше степенство, вам удобно-с? – со скрытой угрозой в голосе поинтересовался кривоногий крепыш с бычьей шеей и наголо бритой головой.

– Наше дело служивое, – бесстрастно отозвался Шматов, – нам не привыкать.

– Ишь ты, служивое! И долго ли служишь?

– А это как поглядеть!

– И как же?

– Ежели царю-батюшке, так я уже вчистую вышел. А Дмитрий Николаевичу, даст бог, ещё послужу!

– Эва как!

– А вот так! Отставной ефрейтор сто тридцать восьмого Болховского полка, георгиевский кавалер Фёдор Шматов. Не вам чета, желторотые!

– Воевал, значит? – немного осадил лысый матрос.

– Само собой. Кресты кому попало не дают.

– А барин твой кто?

– Большой человек! Мы с ним вместях почитай всю Балканскую кампанию прошли. И в Румынии были, и в Болгарии турка воевали.

– И чего же он тогда простой кондуктор?

– Это ты простой, а господин Будищев, даром что из благородных, рядовым солдатом начинал. Геройством и смекалкой выбился. Полный георгиевский бант имеет, понимать надо! С ним графы да министры не чураются за ручку здороваться. Профессора в академиях первыми шляпы снимают, а городовые, когда он из дома выходит, честь отдают!

– Что-то ты больно складно брешешь, дядя.

– Это кобели вроде тебя брешут, племянничек, а я чистую правду говорю!

На флоте всегда ценились острословы, а потому бойкий ответ Фёдора матросы встретили дружным смехом, после чего отношения между ними наладились. Решив, что Шматов хоть и стал штатским, а человек дельный, они обступили его и принялись расспрашивать уже по-доброму.

– Сам-то откуда?

– Ярославской губернии, – обстоятельно отвечал тот. – Из-под Углича. Большесельской волости. Может, слыхали?

– Слыхали, как не слыхать. Почти земляки.

– Да ну?

– Вот тебе и ну!

Корабельная жизнь – штука довольно однообразная, так что всякое новое лицо невольно вызывает к себе интерес. В особенности, если это самое лицо прибыло из Петербурга и было, по словам восторженного Сашки Майера, по меньшей мере научным светилом. Но, как говорится, гусь свинье или кондуктор офицеру отнюдь не товарищ, а потому в кают-компанию Дмитрия не приглашали, и вообще держались подчеркнуто отстраненно. Впрочем, скоро выяснилось, что Будищев и сам не особенно расположен к общению.

Как и ожидалось, на следующий день «Баку» поднял якоря и, выпустив из двух своих труб облако черного как смоль дыма, деловито зашлепал по морю своими громоздкими колесами. Затем Гусев решил, что ход недостаточен, и приказал поставить паруса. Засвистели дудки боцманматов, матросы стали карабкаться по вантам и вскоре на обеих мачтах затрепыхались белые полотнища.

Поскольку ни гальваники, ни какого-либо минного вооружения на пароходе не было, найти занятие для Будищева было не самой простой задачей, но Маслов с блеском вышел из положения, поручив ему изучать устройство корабля, под руководством Майера. Иными словами, скинул решение задачи на гардемарина. Молодой человек принял это поручение с восторгом и энергично принялся за дело. Проявив редкое усердие, они за день облазили весь пароход от мачт до машинного отделения. Впрочем, с машиной проблем было меньше всего. Как оказалось, Дмитрий представлял её устройство и принцип работы куда лучше, чем его наставник. А старший механик вообще предложил кондуктору перейти к нему в машинную команду, обещая выхлопотать ему место младшего помощника.

Но вот что касается парусов, рангоута и такелажа, то в этом Будищев, как и следовало ожидать, оказался полным профаном. Узнав о подобном пробеле в знаниях, загрустивший было Майер немного приободрился и взялся научить своего нового товарища основам этой премудрости. И хотя успехи минного кондуктора были откровенно невелики, все же кое-что он запомнил, и стаксель с топселем с тех пор не путал.

В качестве ответной любезности он рассказал своему юному учителю об устройстве всех митральез, с которыми ему доводилось иметь дело, а также о практике их применения во время последней войны.

– Господи, как я вам завидую! – с жаром воскликнул гардемарин. – Мы в корпусе просто изнывали от желания принять участие в боях, а вы там были и сами все видели.

– Хватит сражений и на ваш век, – скупо усмехнулся Дмитрий.

– Только не у нас на Каспии, – поморщился его собеседник. – Наша стезя – перевозить грузы и охранять промыслы. Так вся жизнь пройдет мимо.

– Кстати, все хочу спросить. Как вас угораздило попасть сюда?

– Как вам сказать, Дмитрий Николаевич. Кому-то надо было, вот жребий и выпал…

– Плохо учились?

– Вовсе нет! – вспыхнул молодой человек. – То есть я был, конечно, не самый лучший ученик, и моё имя не выбьют на мраморе в вестибюле корпуса, но, клянусь честью, было немало получивших куда худший балл, но распределенных в Кронштадт или Севастополь.

– Мохнатой лапы нет?

– Какое странное выражение… впрочем, смысл вполне понятен. Вы правы, протекции у меня нет.

– Бывает.

– А вы?

– Что я?

– Как вы получили назначение в нашу дыру?

– Превратности судьбы.

– Но вы же изобретатель! Почти ученый. Друзья по корпусу писали мне о ваших работах. Один беспроволочный телеграф чего стоит…

– Ну, это не единственное мое преступление перед человечеством, – усмехнулся Дмитрий.

– О чем вы? – широко распахнул глаза Александр.

– Неужели ваши друзья не писали вам о других моих работах?

– Вы про митральезы фабрики Барановского? Да, я слышал, что вы тоже приложили к ним руку, но…

– Сейчас на Балтике формируется целая батарея из пулеметов, и скоро она будет здесь.

– Здесь?! Погодите, вы хотите сказать, что она предназначена для экспедиции Скобелева?

– Именно.

– Боже мой! Как бы я хотел принять участие в этом предприятии! Увидеть Михаила Дмитриевича, этого по-настоящему великого человека! Побывать в бою…

– Подставить грудь под пули, – с усмешкой добавил Будищев.

– Да! Непременно! Это ведь куда почетнее, чем возить по морю муку, крупу и прочие припасы.

– Без них тоже не повоюешь.

– Я знаю, но душа просит подвига. Настоящего дела!

– Как говорил наш полковой священник, отец Михаил: «ищущие да обрящут».

– Ваши бы слова, да Богу в уши, Дмитрий Николаевич.

– Ну, так высоко у меня не получится, – засмеялся тот, – а вот Макарову замолвить словечко могу.

– Вы с ним знакомы?

– И со Скобелевым тоже, правда, не столь близко.

– Будищев! – восторженно завопил Майер. – Я вас люблю!

– Тише ты, – едва не поперхнулся кондуктор. – А то люди услышат и черт знает что подумают!