Михаил Злобин - Медиум [litres]

– Я весь внимание, – сухо пробормотал Штырь, тоже невольно понижая тон.

– Ты уже решил, как будешь наказывать Секирина?

Игнат Альбертович снова удивился, но не подал виду. Если Хан знает фамилию этого хрена с горы, значит, тоже уже интересовался медиумом, потому что вряд ли тот ему знаком из телевизионных передач. Хан вообще не производил впечатления человека, который смотрит развлекательные шоу.

– Решил.

– Отлично. Я знаю, ты, Штырь, привык всегда отвечать жестко. Ты никому не спустишь с рук подобное. Поэтому скажу тебе лишь одно – искать Секирина особо усердно никто не станет. Если только для виду. Так что можешь особо не стеснять себя в… желаниях.

Похлопав оторопевшего Штырёва по плечу, Хан отошел от него и громко пригласил всех пройти за длинный стол в большой кабинет. Собрание начиналось. Или, вернее будет сказать, сходка.

Слушая обсуждаемые вопросы вполуха, Штырь напряженно пытался осмыслить, что именно сейчас произошло. Хан практически прямым текстом сообщил, что некто из влиятельных правоохранителей очень заинтересован в смерти Секирина. Заинтересован настолько, что он не постеснялся открыто выйти с этим предложением на негласного лидера «золотой десятки».

Вообще-то, если быть откровенным, изначально Штырёв не собирался кончать этого артиста. Иметь дела с популярными личностями достаточно опасно. Они, находясь в постоянном фокусе журналистского внимания, могут вызвать большой резонанс, который способен очень сильно повредить делам. Было бы вполне достаточно поставить его на счетчик, раскрутить на пару миллионов или, чего уж греха таить, были и такие мысли, перетащить на свою сторону. Умелые бойцы и стрелки в их деле всегда на вес золота. Однако это бы означало, что Штырёв проглотил нанесенное ему оскорбление.

Чиж как раз уже должен был начать психологическую атаку на Секирина, внушая ему мысли о вине и долге. Но если подвернулся такой шанс, то нельзя его упускать. Ловкачей и хороших бойцов еще много, а репутация у человека одна, и, единожды запачкавшись, отмывается она очень трудно. И только чужой кровью.

Хан ведь не просто так отвел его в сторону, утаивая разговор от остальных главарей. Это было персональное предложение Штырю очистить свое запятнанное имя. Если он зажмурит колдунишку, то многие, кто следил за ситуацией, взять хотя бы его коллег по ремеслу, сделают определенные выводы и повтягивают языки в задницы, из-за одного только страха присоединиться к медиуму в путешествии на тот свет. Игнат Альбертович и ранее об этом размышлял, но на тот момент отмел подобную мысль, опасаясь шумихи и несоразмерных сопутствующих рисков, которые неизменно принесла бы смерть Секирина. Но коли его уверяют, что искать никто не станет – да не просто кто-то, а сам Хан! – то и причин миндальничать с этим ублюдочным экстрасенсом нет никаких.

Хех, вот же хитрый седой лис! Сам-то он, небось, получил за устранение медиума аванс в долларовом эквиваленте, а Штырю перепало лишь туманное обещание, что никто это дело расследовать особенно рьяно не станет. Но в конечном итоге все останутся довольны. Хан при бабле, или что он там получит в награду, а Штырёв сохранит лицо и славу акулы криминалитета, который, даже несмотря на изменившиеся времена, все еще способен решать вопросы жестко. Штыря такой расклад абсолютно устраивал.

Нужно срочно связаться с Чижом…

Чиж и Вагон безрезультатно просидели на парковке остаток дня и всю ночь. Чертов фраер, похоже, не собирался никуда вылезать из своего богатого гнёздышка, и это изрядно их бесило. Особенно Чижевского. Вагон же в его присутствии опасался выражать даже малейшее недовольство, потому что знал, что это может раздраженного подельника спровоцировать на взрыв эмоций, в порыве которых Чиж нередко начинает распускать руки.

А рука у него, надо сказать, была очень тяжелая. Поэтому напарник просто сидел и помалкивал, внутренне сжимаясь каждый раз, когда Чижевский начинал грязно материться и стучать кулаком по рулю.

Когда у Чижа пикнул входящим сообщением телефон, Вагон не придал этому особого значения. Но после прочтения SMS негласный лидер их пары хищно осклабился, мгновенно повеселев.

– Слышь, Вагон, мне тут Альбертыч кое-что интересное написал. Планы немного меняются…

Как бы разум ни пытался удержать меня дома, а жо… то есть душа тянула на свежий воздух. Промозглая осенняя слякоть, как назло, сменилась ярким солнцем, что так и манило выйти под его ласковые лучи, чтобы насладиться последними теплыми деньками перед приходом вялой и больной зимы, что последнее десятилетие царит в этих широтах.

В конечном итоге я все-таки сдался, надел любимый костюм и решил отправиться в небольшой вояж по Москве. Просто прокатиться, никуда не заходить, ни с кем не встречаться. В конце концов, в чем принципиальная разница, сижу ли я у себя дома или запертый в автомобиле? А на дорогах меня даже найти посложнее будет!

Уже окончательно убедив себя, что маленькая прогулка ничем мне не повредит, я спустился на лифте в подземный паркинг. Воодушевленно топая к своей «ласточке» и ловко крутя на пальце ключи с брелоком сигнализации, я дошел уже до самой машины, когда меня кто-то окликнул.

– Прошу прощения! – Я резко обернулся на голос и стал рассматривать спешащего ко мне крепко сбитого мужчину. Не припомню что-то я таких соседей… – Извините, что отвлекаю, но это ведь вы Сергей Секирин?

– Ну я.

Что-то меня неуловимо настораживало в этом крепыше. Какой-то он подозрительный. И чем ближе он ко мне подходил, чем отчетливее я ощущал весьма скверную смесь паскудных чувств, исходящих от него. Чем-то подобным гнилостным, только в несколько раз слабее, сочились мои школьные обидчики, прежде чем начинали воплощать в жизнь очередную свою задумку.

– Это прекрасно! – Неизвестный целенаправленно сокращал дистанцию, так что я невольно отступил на полшага и слегка напружинил ноги, чтобы в случае чего с ходу суметь выдать мощный удар. – Я бы хотел с вами обсудить взаимовыгодное сотрудничество, как это возможно сделать?

– Не заговаривай мне зубы, что ты хочешь от меня? – Я не поверил ни единому слову этого человека, так что не стал церемониться и подбирать слова, предпочитая спросить прямо. Я бы мог просто сесть в авто и уехать, но опасался поворачиваться к нему спиной.

Поняв, что его попытка лицедейства потерпела фиаско, мужчина широко и гадко ухмыльнулся, сбрасывая свою маску.

– Да уже ничего, мудила.

И тут я осознал, что последние несколько секунд меня касались эмоции не одного человека, а двух. Причем второй был где-то позади, но будучи сосредоточенным на противных эманациях отвлекающего меня здоровяка, я проморгал приближающийся со спины робкий огонек волнения и опасения. Спохватился я только тогда, когда позади меня полыхнул фонтан победного торжества.