Руслан Михайлов - ПереКРЕСТок одиночества [#3] [СИ]

Взявшись за лопату, я вырубил снег с «изюмом», идя по мягкому все глубже и избегая ледяных стен. Снег и не думал кончаться, а кирпичей становилось все больше — я собрал и аккуратно сложил поодаль уже двадцать шесть штук. Я увлекся настолько, что едва не забыл про усталость и осторожность. Сознательно замедлившись, начал работать аккуратней. И вскоре наткнулся на разочаровывающую скальную стену. Вот и конец? Но белое клиновидное снежное пятно посреди камня поддалось и повело дальше, оказавшись напичканным кирпичами разломом в скале. Я углубился на два метра в снег, а кирпичей стало так много, что приходилось поминутно выбираться, сжимая в руках до пяти-шести штук.

Еще удар… и раздал звон металла о металл. Часть снега осыпалась, и я замер, пораженно глядя на разорванную железную решетку, преградившую мне путь. На что я наткнулся? Металл буквально разорван, тут поработала природная стихия вроде землетрясения, что заставила разойтись не только металл и кирпичи, но и треснуть саму скалу.

Еще пара движений и образовалось отверстие достаточное, чтобы просунуть туда голову. Мне по какой-то дурацкой причине тут же захотелось так и поступить. Но я предпочел сходить за фонарем, затем еще чуток расширил дыру, выгреб из-под ног весь ледяной мусор, отправив его в пропасть. И только затем приблизился к дыре и осторожно сунул внутрь ледоруб с закрепленным на нем фонарем.

— Ах ты ж! — невольно вырвалось у меня, когда дрожащий свет на конце ледоруба вырвал из темноты промороженное мертвое лицо залепленное снегом. Остались лишь грубые очертания, это считай сугроб, но я все же разглядел контуры лица.

Может почудилось?

Я повел ледорубом чуть в сторону, затем приподнял его и замер…

Фонарь высветил пространство сплошь… заставленное? Заваленное? Десятки снежных фигур лежали и сидели передо мной. Вот ребенок, судя по размерам… окутанные погребальным снегом руки сидящей у стены женской фигуры обнимают малыша…

Подавшись вперед, я продвинул фонарь глубже, еще глубже, ввинчиваясь плечами в снег…

— Господи… — пробормотал я, оглядываясь — Это же убежище… бункер под городом….

Снежная стена с шорохом осыпалась, и я сполз внутрь по крутой горке, едва не врезавшись в лежащего на полу крупного человека.

Поднявшись, я вздел ледоруб над головой и замер в этом огромном гулком темном месте. Дрожащая свеча посреди мрака…

— Эвакуации не было — прошептал я, оглядывая сотни промерзлых тел замерших в подземном бункер — Они спустились под город и… просто умерли…

Чуть повернувшись, я взглянул на ведущую вверх широкую лестницу. Если в бункер можно зайти, то из него можно и выйти, верно?

Поразительно, насколько логика и чувства несовместимы.

Моя аналитическая часть настаивала изучить найденный подземный бункер, дабы отыскать ведущий сквозь него путь наверх — в мертвый город. Этот маршрут будет куда более безопасным. Полная защита от ветра как минимум. А к этому всему еще и защита от резких падений температуры — в теории.

И в то же время что-то внутри меня решительно и даже отчаянно протестовало против такого варианта, настаивая, что лучше всего следовать старому продуманному плану — движение по заледенелой отвесной и неимоверно опасной скале. Коней на переправе не меняют, ведь так?

Стоп…

О чем это я?

Я не на переправе. Я на перепутье. И это две совершенно разные ситуации. У меня нет дикой отчаянной спешки, я не посреди бурной опасной реки. Я нахожусь внутри уютной теплой палатки, у меня в руках зажата кружка особенно крепкого и сладкого сегодня черного чая, ровно светит лампа, рядом сидят выжидательно три старика, ожидающие моего решения.

То есть — у меня есть время и возможность все обдумать. И если я приму решение разведать найденный нами бункер, значит, я пойду на это обдуманно, взвесив все риски и приняв их как обоснованные — как я всегда и поступал в своей сознательной жизни.

И раз так… тогда откуда в моей голове это упертое «надо идти уже продуманным старым маршрутом»? Более того — на задворках мыслей вертится скользкое словечко «проверенный» и в упор не могу вспомнить, когда и как я успел проверить еще нехоженый маршрут по обледенелой отвесной стене…

А потом я сделал еще один глоток горчащего несмотря на сахар чая и понял — да я же просто боюсь.

Вот в чем причина. Я боюсь не то, что идти — я боюсь даже зайти в ставший братской могилой бункер. Еще пара минут и несколько глотков понадобились для определения причины моего страха — я боялся боли и смерти. И именно поэтому я был готов рискнуть всем снаружи, болтаясь на веревке в порывах ледяного ветра. А боюсь я по той простой причине, что в последнее мое посещение подобного «объекта» закончилось догонялками с Ахавом Гарпунером. Я получил болезненные ранения, обморожение и едва не умер… И вот сейчас тот маленький трусливый «я» что живет в каждом из нас подал свой тоненький едва слышный голосок, требуя впредь избегать подобных мест.

Стоило мне понять причину своего страха… и я резко успокоился. Губы сами собой изогнулись в легкой улыбке. Раз дело лишь в страхе, а не в более серьезной, но еще не понятой сознанием угрозе… это ерунда. Страх я преодолевать умею.

— Ты принял решение — понял меня поднявшийся сюда Панасий Фунрич и облегченно выдохнул.

— Ага — кивнул я, продолжая улыбаться — Я принял решение. Мы заходим в бункер.

— Разумно…

— Экспедиция в вымороженный город продолжается — улыбнулся я чуть шире — Выдвигаемся через два часа.

— Тебе понадобится что-нибудь?

— Веревка — машинально ответил я, погружаясь в столь же глубокие, как и недавно размышления, но на этот раз они были куда более конструктивными — Мне нужна веревка и свет. Много света…

— Много света — повторил Панасий и взглянул на остальных — Вы слышали Охотника…

Старики зашебуршились, принявшись натягивать подсохшую одежду. А я продолжал потягивать остывший горчащий чай и прикидывать, какие именно сюрпризы может преподнести нам давным-давно вымерший бункер чужой цивилизации. Как не смешно, но на ум приходили лишь различные удобства вроде горячего душа и не слишком удобных металлических скамеек — сказывался опыт прошлых вылазок…

***

— Господи — выдохнул Гордиян и начал обмякать.

Я потянулся к нему, но подхватить успел уже у самого бетонного пола, где старик и застыл на коленях, вцепившись мне в руку и глядя перед собой. Зажатый в другой его руке дрожащий старый фонарик испускал упершийся в ледяную глыбу луч света.

— Тише — пробормотал я, слегка встряхивая уставшего замороченного деда — Тише, Гордиян. Им уже не помочь.

Странные дела творил этот лед, что порой казался пластичным. Вот и сейчас наплывший на мертвые тела в углу лед почему-то не помутнел, сохранив нереальную прозрачность. В результате луч фонаря легко проник в ледяную толщу и высветил четыре детских и одно женское тело. Мертвые сбились в кучу, сжавшиеся дети скрючились в одинаковых одеялах, приникнув к пытающейся обнять всех сразу женщины с распущенными длинными волосами. Так они и умерли. Трагичное ледяное полотно, что встретило нас в самый неподходящий момент — в момент истощения Гордияном как физических так и ментальных сил.