Константин Калбазов - Реформатор [litres]

– Еремей, вот только без обид. Мы тут сидим и умышляем против князя, а ты о крепости слова. Нешто ты ему присягу не давал. Не надо на меня так-то глядеть. Я поди тоже не мальчик. И за клинок не стоит хвататься, драться мне с тобой не с руки. Как и тебе со мной. Опять же я ить тоже в вечной дружбе клялся. Олег, тот и вовсе крестил двух сыновей Мономаха. Чуть не братьями были. А теперь что? Волками друг на дружку смотрят.

– К чему ты ведешь, Михаил?

– Расписку ты мне напишешь, что получил от меня двенадцать тысяч милиарисиев для водворения на стол тмутараканский сына Олега Святославича Игоря.

– А ты меня потом той писулькой за причинное место держать станешь, – хмыкнул воевода.

– А ты еще не понял, Еремей? Ты уже в моих руках, – хмыкнув в ответ, произнес Романов.

– Хочешь сказать, что либо я пишу тебе расписку, либо ты меня и людей моих тут порешишь?

– Ты голос не возвышай. Не надо. Не услышат тебя твои вои.

– Ах ты…

Еремей атакующей коброй рванулся к Михаилу. Но тот с легкостью ушел в перекат, разрывая дистанцию, и поднялся на ноги, готовый отразить очередную атаку.

– Да тихо ты! Спят они. Через час проснутся свежие и бодрые, – выставив руки в примирительном жесте, произнес Михаил.

Воевода уже с обнаженным мечом буравил его свирепым взглядом.

– Спят, – убежденно повторил Романов. – Ну, вот какой мне смысл их убивать?

– А если не сговоримся? – не отводя взгляда, произнес Еремей.

– Сговоримся. Выхода у тебя иного нет.

– С чего бы это?

– С того, что у меня письма дяди Евгении, в коих он хвалит племянницу за то, что она столь ловко подготовила заговор и окрутила верного Олегова воеводу, Еремеем прозывающимся. Что сделает князь, когда то письмо окажется у него? Хватит уже ребячеством заниматься. Поди о серьезных вещах говорим. Клинок убери.

Страха Михаил не испытывал. Перед ним, конечно, опытный воин. Но и его не в дровах нашли. И то, что из оружия только нож в руках, которым мясо резал, ни о чем не говорит. Еще несколько мгновений, и меч Еремея со стальным шелестом вошел в ножны.

Нет у него ходу назад. Только вперед. Даже если Олег только узнает о том, что воевода путался с его ныне покойной женой, ему конец. Не тот человек Святославич, чтобы прощать такое. Одно дело – бывший полюбовник еще до замужества. И совсем иное – вот так. А доказать это проще простого. Вон она, Анисья.

А тут еще и письма дяди Евгении. Так что расписка за деньги – это всего лишь еще одна гирька, которая в принципе уже ничего не решает. Конечно, есть вероятность, что Еремей раскается и пойдет к князю с повинной, рассказав тому о планах Михаила. Но, по сути, это ничего не изменит.

Если кто-то очень хочет добраться до другого, то он это непременно сделает. Спасти тут может только упреждающий удар. Все иные меры противодействия лишь усложнят задачу исполнителю и отдалят неизбежное.

Так, собственно говоря, и было в случае с Романовым. Его непременно достали бы. Но вмешательство Комнина пресекло эти попытки на корню. К слову, это не император устроил охоту на Михаила, а глава рода Мелиссин в отместку за гибель Досифея. Бог весть, чем там Алексей ему пригрозил, однако охота прекратилась. Борис, конечно, мух не ловил, но пока все было спокойно.

Воевода еще какое-то время смотрел на Михаила, потом опустился на одеяло и, наполнив стакан вином, махом опрокинул прямо в глотку. Недовольно фыркнул и повторил.

Романов тем временем сел на свое прежнее место и подобрал кусок мяса. Отрезал ломтик и отправил в рот. Приготовлено хорошо. В меру жесткое, так, чтобы жевать, а не по небу языком размазывать.

– Ну и на чем тебе ту расписку писать? – наконец произнес Еремей.

– Лука, – повысив голос, позвал Михаил.

– Здесь я, – отозвался десятник.

– Что там гости?

– Спят как младенцы.

– Это хорошо. Принеси ящик с принадлежностями.

– Слушаюсь.

Внутри принесенного походного гарнитура находились все имеющиеся на сегодняшний день писчие принадлежности. Восковые таблички, пергамент, бумага, береста, чернила, перья, песочница и стилус. На выбор. Правда, воск под это дело не годился категорически. Его можно использовать только как черновик и не более. Здесь же вопрос серьезный.

Еремей хмыкнул и указал на пергамент, несмотря на редкость бумаги, самый дорогой материал для письма. Он, конечно, известен куда раньше. Зато его можно использовать неоднократно, выбеливая написанное. А потому и цена на него выше. Ну а местные ревностно следят за тем, чтобы и выглядеть соответственно, и чтобы корреспонденция была написана на достойном носителе. Кто сказал, что понты родились на Кавказе.

– Анисью с собой забери, – закончив писать, произнес Еремей.

– И в мыслях не держал оставлять тут, – пожав плечами, произнес Михаил.

– Вот и ладно. Мне она тут тоже без надобности. Если только прирезать. Ну, чего глядишь? После смерти Евгении пропала, а тут вдруг появилась. Думаешь, минует пыточную?

– Я так и подумал, – кивая, произнес Романов.

Забрать ее и дать защиту он собирался в любом случае. Причем не просто так, а обеспечит безбедную жизнь. Конечно, размахивать, как транспарантом, не станет. Это лишнее. Но кому надо, будет знать, что он своих не бросает.

– Мой хан. – Воин, вошедший в юрту, замер на пороге, склонив голову и прижав руку к груди.

– Проходи, Метигай. Что-то случилось? Отчего ты прискакал в стойбище с дальнего пастбища? – поинтересовался Кучуккан.

– У Лошадиного ручья стоит отряд половцев во главе с великим ханом Шаруканом.

– Что?

От расслабленной позы возлегающего на подушках хана не осталось и следа. Он подался вперед, словно насторожившийся зверь. Русич, конечно, обещал ему помощь. Но до него сейчас далеко, а один из опаснейших половецких ханов стоит под его стойбищем. Интересно, а откуда он прознал, что Кучуккан теперь не является его данником. Он ему эту весть не отправлял. Михаил также обещал не распространяться.

Вот заявятся по осени за данью, тогда и узнают. Это время не очень-то подходит для войны в степи. Повадки русича, обосновавшегося на реке, известны всем. Он с готовностью пускает огненные палы по пастбищам, выжигая траву и оставляя обширные стада без корма.

Именно из-за этого кочевники все серьезнее смотрят на вопрос заготовки кормов на зиму. С каждым годом появляются новые постоянные поселения, где обосновываются невольники и скирдуется сено.

А там придет зима, время, когда кочевники стараются не ходить в набеги. Зато русичей снега не останавливают, и Михаил обещал удивить половцев настолько, чтобы они позабыли о своих данниках. А слов на ветер он не бросал. Одна беда – Шарукан узнал о сговоре слишком рано.

– Сколько их? – поинтересовался хан.