Сергей Куц - Инкорпорация [litres]

Ливадова отнесла пакет со своими вещами интенданту и, вернувшись во взводную палатку, поняла, что волнуется. Ее колотит при одной мысли о присяге. Почему? Очень ведь хотела выдержать двухнедельный курс предварительной подготовки, и у нее получилось! Но отчего волнение?

– Меня трясет, – призналась сидевшая на соседней койке Сашка, – и не знаю почему.

Евгения с пониманием посмотрела на подругу и сказала, что ей тоже не по себе. Пришедшие из прачечной Наталья и Тамара тоже признались, что волнуются.

– Нам выдадут автоматы, – сказала Сашка.

– С пустыми магазинами. – Тамара смешно скривила носик.

Эта неделя началась занятиями с оружием. В первые дни новобранцам полагался самый минимум. Оружие не разбирали, теорию не изучали. Командир роты поставил перед сержантами задачу показать молодому составу, с какой стороны держать АК-233 – «Автомат крупнокалиберный двести тридцать третий» – и к присяге превратить обезьян с оружием в личный состав второй роты учебного батальона с оружием. Это оказалось несложно, самая легкая часть из курса предварительной подготовки.

Сержанты поставленную задачу выполнили быстро, и через три дня майор Моров полностью удовлетворился результатом, что случалось нечасто. В качестве награды началась дополнительная, не предусмотренная на этом этапе учеба с разборкой и сборкой оружия, стрельбой холостыми патронами и метанием муляжей гранат. К присяге молодой состав обращался с АК-233 вполне уверенно.

– Зачем тебе патроны? – Наталья вскинула бровь и посмотрела на Томку. – В кого на присяге стрелять будешь?

– В Мора, – хихикнула Тигалова.

Прозвище получил не только сержант Горгуа. Все командиры в роте тоже заимели свои клички. Майор стал Мором, старшина роты старший сержант Кусков – понятное дело, Куском, а с командиром первого взвода сержантом Дороховым оказалось сложнее. Его называли либо Горохом, либо Дорохом. После присяги рота пополнится новыми офицерами и сержантами – значит, и прозвищами, но пока в учебном подразделении из начальства только майор да три человека младшего командного состава.

– Дурная, что ли! – цыкнула на подругу Александра. – Если кто услышит?

– Если кто-нибудь услышит, – Томка попыталась напустить на лицо страдание, – то вылечу с контракта за минуту до присяги.

– Тогда точно дурой будешь, – нахмурилась Грибанова. Она отчего-то не на шутку рассердилась на подругу.

– Но меня ж не сдадут? – Тамара оглянулась.

Разумеется, никому не придет в голову стучать. В палатке только новобранцы, и за две недели учебного курса они сдружились. Любому ясно, что взбалмошная Тигалова говорит не всерьез.

Пустой разговор снял часть напряжения, которое охватило подруг, только ненадолго. Время будто растянулось. Оставшиеся до построения минуты были долгими, и девушки даже обрадовались, когда прозвучала команда строиться.

Первый и второй взвод выдвинулись сначала к бронированному грузовику, который выполнял роль оружейной комнаты. Автоматы выдавал майор Моров.

Затем вторая рота двинулась на плац, на котором уже выстроились другие ротные коробки. Весь личный состав был при оружии. Первый и второй батальоны облачены в экзокостюмы, третий – в парадной форме, четвертый батальон и отдельная рота разведки – в полевой и с полным комплектом боевой небронированной экипировки. Женька косила взглядом, когда проходила мимо своего полка – она уже считала 10-й отдельный десантно-штурмовой полк своим, – и чуть не сбилась с шага! Она увидела Владимира Воронцова! В строю разведроты!

Здесь? Сын президента корпорации «Сигма»? Ее бывший хозяин, насильник и одновременно – единственная надежда на спасение брата! Евгения почти вернулась в его постель, потому что была никем и имела ровно одну перспективу – разорение с потерей свободы и проституция! Чтобы стать кем-то большим, чем пустое место в прекрасном новом и бесчеловечном мире, Ливадова выбрала военную службу. Чтобы обеспечить свою жизнь едой, крышей над головой и хоть каким-нибудь будущим. Чтобы не быть полностью зависимой от президентского сынка. Хотя бы в том, что касается лично ее!

Женька смогла взять верх над бурей чувств, взорвавшихся у нее внутри. Сказались две недели интенсивной строевой подготовки. Сержанты довели движения молодняка до автоматизма, а мысли нацелили только на присягу. Нет ничего важнее присяги!

Дальнейшее происходило, как и рассказывали новичкам. Вторая рота стояла напротив знаменной группы полка. Новобранцы поочередно выходили из строя, зачитывали слова присяги, опускались на колено перед багряным знаменем и касались губами священной ткани. Командир полка вручал погоны рядового, пожимал руку и произносил несколько слов. Евгения не слышала их. В голове шум, мысли только о Воронцове… Что он тут делает? Еще и взор поплыл… Она не сломалась. Вернулась в строй, и никто не заметил внутреннего смятения Ливадовой.

Но зачем здесь Воронцов?..

– Так ты русский? – Слюни из пасти комендор-сержанта брызнули на лицо Ливадова.

– Нет, сэр! – прокричал Андрей. Он стоял во взводном строю.

Ливадов смотрел на покрасневшую физиономию Дюбува под широкими полями сержантской шляпы – и будто бы глядел сквозь нее, но не смел дернуться или поморщиться, чтоб хоть как-то стряхнуть с себя его слюни. Если вдруг случится чудо и Дюбува ничего не заметит, то рядом непременно окажется второй дрилл-инструктор – сержант Кларкс, и он тут же обратит внимание на рекрута. Ну а старший дрилл-инструктор комендор-сержант Дюбува не забудет тогда обратить внимание третьего дрилл-инструктора сержанта Мэда на уродливого рекрута. Чтобы после тренировки вместо пота с того вылилось три ведра кефира вперемешку с соплями.

– Но все же ты русский?

– Нет, сэр!

Ливадов научился понимать, когда комендор-сержант требует от кого-нибудь из рекрутов откликнуться на прозвище – их раздали всем без исключения в учебном взводе, – а когда играет с ним в одну и ту же игру.

– Так кто же ты? Тупой кусок пушечного мяса?

– Русский, сэр! – Андрей выкрикнул свою кличку.

Первые дни, когда Ливадов еще ничего не понимал, он просто стоял, уставившись в одну точку, рядом с ревущим, покрасневшим от натуги морпехом. Это длилось долго, по несколько минут, и до тех пор, пока Дюбува не выдыхался и не обращал взор своих маленьких злых глаз на кого-нибудь другого. Сержант орал на рекрутов едва не беспрерывно и сейчас тоже орет, разбрызгивая слюни в стомиллионный раз.

Комендор-сержант Дюбува, по прозвищу Француз, появился в жизни Ливадова после пробуждения в медбоксе и стал главной частью этой жизни. Андрей видел его после подъема, утром, в обед и вечером, а нередко и ночью. Дрилл-инструкторы жили в одной казарме с рекрутами и часто устраивали ночной подъем по тревоге.