Александр Нагорный - Грегорианец. Четвёртый [СИ]

— Итак, — продолжал Вельер, — вам необходимо сохранить привезенные, как бы значительна ни была эта сумма. Но вам также следует усовершенствоваться в искусстве владеть оружием, произвести обновление баз нейросети с новыми тактическими корректировками и вообще, это необходимо дворянину. Я сегодня же напишу письмо начальнику Имперской академии, и с завтрашнего дня он примет вас, не требуя никакой платы. Не отказывайтесь от этого. Наши молодые дворяне, даже самые знатные и богатые, часто тщетно добиваются приема туда. Вы научитесь виртуозному управлению лайтвариором, фехтованию, и даже танцам. Завяжете полезные знакомства, а время от времени будете являться ко мне, докладывать, как у вас идут дела и чем я могу помочь вам.

Как ни чужды были Дартину придворные уловки, он все же почувствовал холодок, которым повеяло от этого приема.

— Увы! — вздохнул он. — Я вижу, как недостает мне сейчас послания на карте памяти с рекомендацией, данного мне отцом.

— Действительно, — отреагировал Вельер, — признаться, я удивлен, что вы пустились в столь дальний путь без этого единственного волшебного ключа, столь необходимого нашему брату грегорианцу.

— Оно у меня было, и, слава богу, оформленное как полагается! — воскликнул юноша. — Но у меня коварно похитили его!

И парень рассказал обо всем, что произошло в отеле при космопорте, описал незнакомого дворянина во всех подробностях, а речь его дышала жаром и искренностью, которые очаровали полковника.

— Странная история… — задумчиво произнес командующий легионом. — Вы, значит, громко называли мое имя?

— Да, это естественно. Я был так неосторожен. Но что вы хотите! Такое имя, как ваше, должно было служить мне в жизни щитом. Судите сами, как часто я прикрывался им.

Лесть была в те дни в моде, и Лау Вельер был так же чувствителен к фимиаму, как любой император или кардинал. Он не мог поэтому удержаться от выражавшей удовольствие улыбки, но улыбка быстро угасла.

— Скажите мне… — продолжил он, сам возвращаясь к происшествию, — скажите, не было ли у этого дворянина легкого рубца на виске?

— Да, как бы ссадина от прикосновения заряда разгонника.

— Это был видный мужчина?

— Ещё бы.

— Высокого роста?

— Несомненно.

— Бледный, с темными волосами?

— Да-да, именно. Каким образом, господин, вы знаете этого человека? Если когда-нибудь я разыщу его, — а я клянусь вам, что разыщу его хоть в аду…

— Он ожидал женщину? — перебил его Вельер.

— Уехал он, во всяком случае, только после того, как обменялся несколькими словами с той, которую поджидал.

— Вы не знаете, о чем они говорили?

— Вручив ей кофр, он сказал, что в нем она найдет его распоряжения, и предложил ей вскрыть его только при подлёте к Рокленду.

— Эта женщина была родом оттуда?

— Он называл ее Лигетта.

— Это он! — прошептал полковник. — Это он! А я полагал, что он еще в Сееле.

— Полковник! — заорал Дартин и осёкся, — скажите мне, а кто он и откуда, и я не буду просить вас ни о чем, даже о зачислении в легион! Ибо прежде всего я должен рассчитаться с этим уродом.

— Упаси вас бог от этого, молодой человек! — холодно парировал хозяин кабинета. — Если вы встретите его на улице, спешите перейти на другую сторону. Не натыкайтесь на эту скалу, иначе вы разобьетесь, как стекло.

— И все-таки, — произнес Дартин, — если только я его встречу…

— Пока, во всяком случае, не советую вам разыскивать его, — отмахнулся Вельер.

Внезапно полковник умолк, пораженный странным подозрением. Страстная ненависть, которую юноша выражал по отношению к человеку, якобы похитившему у него отцовское послание. Кто знает, не скрывался ли за этой ненавистью какой-нибудь коварный замысел? Не подослан ли этот молодой человек его высокопреосвященством? Не явился ли он с целью заманить его, Вельера, в ловушку? Этот человек, называющий себя Дартином, — но был ли он шпионом, которого пытаются ввести к нему в дом, чтобы он завоевал его доверие, а затем погубил, как это бывало с другими? Он еще внимательнее, чем раньше, поглядел на юношу. Вид этого подвижного лица, выражавшего ум, лукавство и притворную скромность, не слишком его успокоил.

«Я знаю, правда, что он грегорианец, — подумал Вельер. — Но он с таким же успехом может применить свои способности на пользу кардиналу, как и мне. Испытаем его…»

— Друг мой, — проговорил он медленно, — перед сыном моего старого друга — ибо я принимаю на веру всю эту историю с посланием, так вот, перед сыном моего друга я хочу искупить холодность, которую вы сразу ощутили в моем приеме, и раскрою перед вами тайны нашей политики. Император и кардинал наилучшие друзья. Мнимые трения между ними служат лишь для того, чтобы обмануть глупцов. Я не допущу, чтобы мой земляк, красивый юноша, славный малый, созданный для успеха, стал жертвой этих фокусов и попал впросак, как многие другие, сломавшие себе на этом голову. Запомните, что я предан этим двум всемогущим господам и что каждый мой шаг имеет целью служить императору и господину кардиналу, одному из самых выдающихся умов, какие когда-либо создавал Империя Гранжир. Отныне, молодой человек, примите это к сведению, и если, в силу семейных или дружеских связей или подчиняясь голосу страстей, вы питаете к кардиналу враждебные чувства, подобные тем, которые нередко прорываются у иных дворян, то мы наверняка распрощаемся с вами. Я приду вам на помощь при любых обстоятельствах, но не приближу вас к себе. Надеюсь, во всяком случае, что моя откровенность сделает вас моим другом, ибо вы единственный молодой человек, с которым я когда-либо так говорил.

«Если кардинал подослал ко мне эту гадину, — думал Вельер, — то, зная, как я его ненавижу, наверняка внушил своему сукину сыну, что лучший способ вкрасться ко мне в доверие — наговорить про него черт знает что. И, конечно, этот хитрец, несмотря на мои заверения, сейчас станет убеждать меня, что питает отвращение к его преосвященству».

Но все произошло совсем по-иному, абсолютно не так, как ожидал полковник.

Дартин ответил с совершенной прямотой, поправив статусный палаш на перевязи или так называемом тактическом подвесе парадного исполнения, для повседневного ношения.

— Господин, — произнес он просто, — я прибыл на Гранж именно с такими намерениями. Отец мой советовал не повиноваться никому, кроме императора, господина кардинала и вас, которых он считает первыми людьми Гранжира, — грегорианец не врал.

Дартин, как можно заметить, присоединил имя Лау Вельера к двум первым. Но это добавление, по его мнению, не могло испортить дело.

— Поэтому, — продолжил подобострастно, — я глубоко чту господина кардинала и преклоняюсь перед его действиями… Тем лучше для меня, если вы, как изволите говорить, вполне откровенны со мной. Значит, вы оказали мне честь, заметив сходство в наших взглядах. Но, если вы отнеслись ко мне с некоторым недоверием, а это было бы вполне естественно, то в этом случае, разумеется, я гублю себя этими словами в ваших глазах. Но все равно вы оцените мою прямоту, а ваше доброе мнение обо мне дороже всего на свете.