Дмитрий Володихин - Штурм бункера [litres]

А сбоку на уровне живота будто бы дырка… нет, не дырка. Полочку тут вырубили… или не вырубили… тоже очень ровная полочка. А на полочке этот светлый… светлый… Оп-па! Светлый прямоугольник марсианской псевдобумаги. Небольшой. Всего-то сантиметров семь на пятнадцать, даже чуть меньше.

Су, извини, я тот, кто я есть. Прости. Потому что сейчас я проору в отключенную связь:

– Первый хабаа-а-ар!

И опять включу связь.

Что это? Не могу прочитать. Знаю десятка три-четыре знаков, знаю, как выглядят почерки – все, Су, я всё же профессионал, – но читать и переводить не умею.

Девочка, подожди еще чуть-чуть. С тобой ничего не случится. А у меня в руках хабар, и я не умею откладывать хабар на потом. Ничего. Еще чуть-чуть, девочка.

Что тут у меня?

Господи!

Да это Ринх-III! Да это… это… да гнуть твой фасад, это Ринх-III!!! Это точно Ринх-III, его ни с чем не спутаешь!

Су, я понимаю: памятник истории и культуры. Я не дурак, Су. Но и ты пойми: в руках у твоего Седого Петуха – сокровище, которое стоит целое состояние…

Кладу в контейнер для находок.

Всё. Теперь – девочка.

Итак, слишком ровная стена. Значит, опять глина. Там, внутри, в каменном мешке попавшемуся трудно разобраться, где матерый камень, а где глина в одном замесе с крупными камешками. Он бы, может, и нашел что-нибудь тяжелое, твердое, за исключением собственной головы, да и пробился бы через глиняную стену. Но он в отчаянии, а потому именно головой своей бьется об стену, притом не там, где она глиняная, а там, где к ней удобнее подойти, чтобы биться головой. Он не настроен разбираться, из чего сложено узилище. Он настроен сойти с ума или же спокойно попрощаться в мыслях со всеми родными-близкими перед смертью.

Только в нынешнем случае не он, а она.

И хорошо бы ей быть именно тут. Никто ведь не гарантировал, что нет иного тайного хода к ловушке. И никто не гарантировал, что вот именно к той ловушке, куда она попала, вообще есть какой-то ход. Может, зря я здесь корячусь?

Да все может быть. Это Марс. Это бункер ринхитов, которых вообще мало кто понимает.

Ок, опять молоточек в дело. Нет, сначала детектор пустот. Есть полость, как и ожидалось! Где тоньше? 0,35 метра… многовато… 0,23 метра… уже лучше, но… 0,44 метра… совсем никуда. А… полочка? Ага, 0,06 метра… по широкому «пятну». Отлично! То, что надо!

Помогай молоточек.

Тюк да тюк. Тюк да тюк.

До чего ж я устал, Су. Нет, я еще ничего, но для хорошего рейда нужно здоровье получше моего.

Тюк да тюк. Тюк да тюк.

И нога… проклятая нога. Сколько я еще должен провести без обезболивающих? У меня есть, но всего на один раз. Надо потерпеть. Нога…

Тюк да тюк. Тюк да тюк.

Вот уже у нас есть маленькая дырочка. И…

Отблеск света… Фонарь? Показалось?

Высовывается рука в вакуумной перчатке… Маленькая. Сжимаю пальцами пальцы. Держись, малышка! Кавалерия на подходе!

Тюк да тюк. Тюк да тюк.

Тюк да тюк. Тюк да тюк.

Дыра делается больше.

О Су! Ты мой приветливый берег с огнями ночного города!

«Улле, я тебя люблю. Я пойду за тебя замуж. Мне не надо от тебя ничего особенного, никаких сумасшедших подвигов, я и так тебя очень люблю. Ни славы мне от тебя не надо, ни денег, ни подарков, ничего. Мне нужен ты сам, ты, ты, только ты. Я по тебе с ума схожу, ты мне нужен как соль, без которой ничего есть не станешь, ведь невкусно. Я, кстати, не такая уж старая, я могу родить тебе ребенка. Возвращайся, где бы ты ни был, мой непутевый, брось все, твоя госпожа ждет тебя. Вернее даже, не твоя госпожа, а твоя возлюбленная, потому что мы равны и еще потому, что вот зачем ты ушел? Мне без тебя плохо. Возвращайся, спасай. Как еще тебе объяснить? Я тебя зову-у-у-у!»

Ей надо было сразу это сказать Улле, а она, глупая тварь, не сказала. Точно. Ведь она бы его остановила! Только так могла бы… А она ленивая.

Живая легенда марсианской археографии Франсуаза Ледрю отправила письмо, очень надеясь, что Улле скоро вернется.

Задумалась. «Душа моя ленивая и медлительная. Старею? Нет, не старею, я молода и прекрасна. Просто привыкла получать всё, чего захочу, сколько захочу и когда захочу. Вот и обленилась несколько… Скорее бы он… ко мне… Надеюсь, я не опоздала отозвать его… надеюсь, он меня послушается… Пресвятая Дева Мария! Проси Господа нашего, а твоего Сына, чтобы Он уберег Улле. Я умоляю тебя!»

Письмо добралось до адресата, но отключенный браслет Улле даже не пикнул в контейнере у Трака.

…Она не лезет обниматься. Она просто берет мою руку и прижимает к шлему – там, где под шлемом левая щека. Тебе бы понравилось, Су: так блюдет свою верность возлюбленному, даже со спасителем своим не играет в обнимашки!

А может, просто холодный человек. Но так лучше не думать. Ради тебя, Су, я так думать не буду.

Показываю ей: семерка на связи, она мне – пятерка. Жму.

– Где Макс? Ведь ты не Макс.

– Кто?

– Макс Бубер! Мой… он был со мной.

Вот тебе на! Ни «спасибо», ни «где все», ни «я так испугалась». Железо, а не девочка. Маленькая такая, травинка на ветру, а стойкая.

– Недалеко отсюда. Немного расхворался, но если мы постараемся, его еще можно вытащить.

– Вот почему не он меня… вызволил… Пойдемте же скорее к нему!

– Хорошо. Лезь за мной, шпингалетина.

И мы протискиваемся назад. Я на всякий случай запускаю связь 7–8… У него личная связь со мной вырублена. Или каменные массивы эту связь перекрывают.

Вылезаем в коридор. Потом, очень быстро, в квадратный зал.

Никого.

– Может, он уже наверху? Я его отправил туда.

И показываю рукой на путь к выходу.

Она первая бежит к лестнице, рвется наверх, а я ее удерживаю. Судя по тому, как Фрост вибрировал, у входа нас может ждать кто угодно. Не дойдя ступенек шести-семи до верхней площадки, я останавливаюсь. Видит Бог, Су, я на многое готов, но только не рисковать безо всякого смысла. Вызываю по связи девочку.

Молчание.

Дергаю ее.

Она поворачивается и переключается на меня.

– Простите, я пыталась связаться с Максом.

Именно это я собирался ей сказать: может, он включен на тебя, твой безумный влюбленный, давай проверим.

– Ну и?

– Он жив. Слышу едва-едва. Стонет, кое-какие слова разбираю. Он здорово болен? Зовет меня. Но помехи, почти сплошь помехи…

Так не должно быть. Если он вышел, его должно быть слышно ой-ёй-ёй как хорошо. Может, наведенные помехи?

Проверим.

– Ну-ка, юная-резвая, спустись быстренько вниз, до квадратного зала, опять включись на своего Макса, но ненадолго, а потом на меня.

О, как она вниз полетела. Чует: я что-то знаю, слушается. И?

– Его стало слышно лучше! Гораздо лучше!

– Жди меня, не отключай связь со мной.

– Да-да, конечно.

Кряхтя, спускаюсь. Ох, Су, эти горки-лесенки мне уже не в радость. Говорят вот, пить надо меньше! А что если я уже не пью, но пить надо было меньше. Как исправить то, что уже произошло?