Константин Калбазов - Дворянин [litres]

Парень также прикрепил свой гамак и забрался в него, смежив веки. С полчаса у него есть, так отчего бы и не поспать. Тем более последние деньки выдались нелегкими. Пришлось изрядно потрудиться, втираясь в доверие к новоявленному начальству.

Проснулся он, как Штирлиц, ровно в назначенный срок. Щелкнул крышкой часов, взглянул на время и спустился на палубу. Потянулся, похрустев косточками. Все же спать в гамаке – удовольствие ниже среднего. За прошедшие дни он к этому так и не привык. По средней палубе, отведенной под обитание экипажа, разносилась разноголосица храпа. Спать им еще как минимум часов шесть.

Не все устроились в гамаках. Вон матрос прикорнул, сидя в уголке, выронив рубаху, которую чинил. Другой завалился с недоделанной моделью парусника на коленях. Еще несколько повалились на стол, висящий на веревках, забросив игру в кости, хотя и любили это дело. Одно сплошное сонное царство.

Борис склонился над своим рундуком и, убрав вещи, лежавшие сверху, извлек оружейный пояс. Затем нацепил на себя патронташ с картечными зарядами. Достал укороченный дробовик с пистолетной рукоятью, разложил плечевой упор и забросил оружие за спину на ремень.

Вооружился «бульдогом» и перезарядил его патронами с бездымным порохом. Хранил он их в жестяной баночке с куском древесного угля, чтобы уберечь от сырости. Прикрепил на ствол глушитель и засунул оружие за пояс.

Далее из банки щедро плеснул на ветошь хлороформа и вооружился продолговатым кожаным мешочком, наполненным свинцовой дробью. Убить этой штукой не убьешь, зато выключишь качественно. По носовому трапу на среднюю палубу спустился Рыченков.

– Вахтенные носом клюют и постоянно умываются. Офицеры то и дело раздают пинки, – сообщил он товарищу, извлекая из своего рундука оружие.

– Непьющие не все здесь, – кивнув на один из гамаков, произнес Борис.

– Ну и какого тогда стоишь? Вперед.

Борис без лишних разговоров направился к одному из спящих. Ничуть не стесняясь, приложился тому по темечку мешочком с дробью, отправляя его в беспамятство, а там и ветошь с хлороформом на лицо. Несколько секунд – и перешел к следующему.

Непьющие на флоте большая редкость, но случаются. В команде «Дианы» их было четверо. Двое мирно спали, воспользовавшись полуденной сиестой. Теперь же отправились в царство морфея под воздействием химии. Еще двое сейчас на вахте. Все рассчитать, как в часовом механизме, не получится.

По трапу, у которого находился Борис, прошлепали босые ноги. Парень едва успел уйти за него, дабы не быть сразу же обнаруженным.

– О! Боцман, хорошо, что ты пришел! – радостно приветствовал его уже заканчивавший вооружаться Рыченков.

– Какого дьявола! – делая в его сторону пару шагов, возмутился старый морской волк.

Борис бесшумно скользнул ему за спину и с размаху опустил на голову мешочек. Крепок мужик, кто бы спорил, но прилетевший гостинец все же отправил его в нокаут. А там и ветошь на лицо. Порядок. Мертвый он им без надобности.

Тут такое дело: боцман и офицеры не пьют грог. Им полагается ром. Эта традиция сохранялась и на каперах. На «Диане», включая капитана, четыре офицера и фельдшер. Получается, все еще бодрствуют семеро. Может, химия и еще кого-то не свалила. Все же одно дело – человек, расслабившийся на отдыхе, и совсем другое – находящийся на службе. Но бойцы из них сейчас никакие. Координация, как и мозговая деятельность, нарушена.

– Боря, на корму, – распорядился Рыченков, извлекая из кармана боцмана связку ключей.

Удачно с ним получилось. Так-то пришлось бы заходить с носа, пробиваясь с боем через всю палубу. Теперь же можно подняться с кормы, где дверь на трап обычно заперта. Вошли в короткий коридор, где располагаются каптерки, баталерка и каюты старшинского состава. На всякий случай заглянули, убедившись, что их обитатели спят.

Поднялись по трапу, отперли дверь и оказались в коридоре офицерских кают. Если бы не керосиновые лампы, то тут был бы полный мрак. А так – ничего. Сумрачно, конечно, но вполне на уровне.

Рыченков, вооруженный «бульдогом» с глушителем, указал Борису на одну из кают, а сам направился в капитанскую. Дверь отворилась совершенно свободно и без скрипа.

Воровство на кораблях – это нонсенс. Встречаются, конечно, крысы, но до крайности редко. Потому что судьба пойманного незавидна. Самосуд? Ну да. Он, родимый. Зато на кораблях нет краж и, как следствие, запоров. Единственно, чтобы не ввергать в соблазн, ну и подальше от дурости, запираются оружейки, крюйт-камеры, винный склад и сейф капитана корабля с судовой кассой.

Дверь перед Борисом также открылась совершенно свободно и беззвучно. Первый помощник отдыхал после вахты. Хлоп! Револьверная пуля проделала аккуратное отверстие в голове. О том, чтобы выметнулись мозги, не могло быть и речи. Слишком слабый патрон. Но чтобы приласкать насмерть, вполне достаточно.

Лейтенант во второй каюте не спал, а читал книгу, развалившись на койке.

– Какого дьявола! – начал было подниматься он.

Хлоп! Пуля попала в лоб, оставив красную отметину, а офицер откинулся на подушку. Этих беречь не стоит. У них как минимум еще по одной жизни. А если нет, ну что же, значит, не повезло. Бывает.

Борис взглянул в сторону Рыченкова, уже стоящего у открытой двери каюты фельдшера. Тот довольно осклабился: мол, и тут порядок. Вот и ладно. Пора и на палубу.

– Что за чертовщина творится! Рейли, держи курс. Я сейчас вернусь, – послышалось от двери, ведущей на шканцы.

Наконец она распахнулась и в полутемный коридор ступил вахтенный офицер. Рыченков не стал долго рассусоливать. Хлоп! Пуля в лоб, и они устремились на шканцы. Хлоп!

– А-а-а, ы-ым!!!

Матрос у штурвала, тот самый Рейли, получил свинец в колено и, взревев благим матом, повалился на палубу.

Следующий непьющий также оказался неподалеку. Он как раз пытался растормошить одного из матросов, поливая ему на темечко воду. Реакция на происходящее у него была молниеносной. Деревянное ведро полетело в нападающих, а в его руке тут же материализовался нож, с которым он ринулся в атаку. Раздались сдвоенные хлопки, и он повалился на палубу, поймав свинец в грудь и живот.

Умывавшийся матрос попытался было присоединиться к атаке своего незадачливого товарища, но оказался слишком медлительным. Измайлов без труда разминулся с отточенной полоской стали и приложился по его затылку рукоятью револьвера.

– Порядок, Боря. Остальные дрыхнут, – сообщил Рыченков, уже успевший взбежать на ют и осмотреться.

– Понял, Дорофей Тарасович.

Ветошь на лицо нокаутированному. Так. На всякий случай. Борис присел над раненым. Не обращая внимания на его корчи, связал ему руки за спиной, чтобы не учудил чего. После чего приложил к груди «Аптечку» и активировал ее.