Михаил Казьмин - Царская служба [СИ]

Но раз уж подозрения с Бессонова сняли, то искать хоть какую-то зацепку в убийстве Аникина надо было в чем-то еще. Тут, конечно же, наиболее многообещающе смотрелись эти самые встречи убитого купца с неведомыми доверенными лицами, а потому я вернулся к допросным листам с показаниями приказчиков и стал читать их заново. Было этих листов три штуки, и уже после второго я пожалел, что нет здесь Станиславского с его знаменитым «Не верю!».

И в самом деле, какая-то чушь получалась. Во-первых, показания всех троих совпадали чуть ли не до запятой. Нет, я понимаю, в допросных листах все излагается не тем живым языком, которым говорят допрашиваемые, а приводится к более-менее единообразным казенным формулировкам. Так и записывать проще, и потом работать с теми листами удобнее. Главное — недвусмысленно изложить поведанные сведения, а не передать особенности речи того, кто их поведал. Но вот делайте что хотите, а я был уверен — все трое и излагали почти одинаково.

Во-вторых, да, приказчики нередко знают о хозяйских делах чуть больше, чем положено, но в данном случае выглядело их знание каким-то очень уж урезанным — что хозяин встречается с какими-то неведомыми людьми, они знали, что встречается он с этими людьми в глухих местах, тоже знали, а вот что это за люди такие, почему-то не ведали.

В-третьих, а как вообще приказчики могли бы узнать о самом наличии у хозяина неких тайных доверенных людей и его тайных встречах с ними? Тайные — они же на то и тайные, чтобы никто даже не догадывался. И если бы Аникину и вправду надо было скрыть от своих приказчиков такие дела, сделать это ему бы труда не составило. Нет, что-то тут было не так… И с этим «не так» я решил идти к Поморцеву.

Как я и ожидал, меня же Поморцев и припахал к повторному допросу приказчиков. Но мало того, что к такому я был готов, мне же и самому хотелось разобраться с появившимися вопросами! Разобраться, сразу признаюсь, не удалось, зато все стало даже интереснее…

Когда всех троих доставили в управу и допросили одновременно и порознь, выяснилось, что приказчики Ефимов и Артюхин сами ничего толком не знали, а о встречах хозяина неведомо с кем и черт знает где слышали от приказчика Воробьева, а потому и говорили одно и то же, повторяя его слова. Понятно, что Ефимов с Артюхиным уже вскорости отправились по домам, а Воробьеву пришлось пережить допрос отдельный и куда более тщательный. Допрашивали его мы с Поморцевым — Афанасий Петрович тоже заинтересовался, откуда приказчики знают о негласных хозяйских делах и почему их знания столь однобоки.

— Так, Воробьев, — сказал я, когда мне надоело слушать его будто заученный наизусть рассказ, — ты мне вот что скажи: тебе самому после убийства Венедикта Павловича лучше жить стало или как?

— Да как же лучше-то, ваше благородие?! — взвился Воробьев. — Хуже, куда как хуже! Я ж, пока новое место нашел, почитай, три месяца на хлебе да воде сидел, чтоб детишкам было что покушать! Да и платили мне Венедикт Павлович, Царствие ему Небесное, побольше, чем сейчас!

— Хорошим, значит, хозяином был Венедикт Павлович? — краем глаза я глянул на Поморцева. Похоже, Афанасий Петрович не понимал, куда я клоню, но слушал с интересом.

— Хорошим, ваше благородие, — с чувством ответил Воробьев и, осенив себя крестным занмением, добавил: — Упокой, Господи, его душу в Царствии Твоем!

— Так что же ты, Воробьев, не хочешь нам помочь сыскать убийцу твоего хозяина да покарать его по всей строгости?! — рявкнул я и, видя испуг приказчика, принялся его дожимать. — Услышал, говоришь, как хозяин по телефону встречу назначал?

— Точно так, ваше благородие, услышал, — да, врать и не краснеть торговые люди умеют, этого у них не отнимешь. Только вот уметь не краснеть — это одно, а уметь врать — уже несколько другое.

— И сколько ж ты раз такое слышал? — подвоха Воробьев не заметил и сокрушенно признался, что аж целых четыре раза.

— То есть хозяин говорит по телефону у себя в кабинете, ты стоишь под дверью и слушаешь, а тебя ни одна собака не спрашивает, что это ты, такой-сякой, у хозяйского кабинета отираешься? И так повторяется четыре раза? — ехидно поинтересовался я.

— Ну… не помню уже, — попытался увильнуть приказчик.

— Вот что, Воробьев, — попытку я ему не засчитал, — или ты сей же час все вспомнишь, или сядешь в холодную и там будешь вспоминать хоть до утра!

— Не надо в холодную, ваше благородие! — взмолился Воробьев. — Жена да детки изведутся, ежели домой не приду!

— Так все в твоих руках, — напомнил я. — Расскажешь, как оно на самом деле было — пойдешь домой к жене и деткам. Будешь опять врать — в холодную.

— А правда отпустите, ваше благородие? Не обманете?

— Ты, Воробьев, в своем ли уме?! Ты кем таким себя мнишь, чтобы я, боярич на государевой службе, тебя обманывал?! Или, может, оскорбить меня хочешь?! — я спрашивал тихим и спокойным голосом, но на приказчика это подействовало как надо.

— Да вы что, ваше благородие! Да в мыслях такого не было! По дури сказал, по дури по одной! А Венедикт Павлович мне сами велели так говорить! Вот вам крест истинный, сами велели! — на колени Воробьев не бухнулся, но вскочил с табуретки и трижды истово перекрестился.

— Сядь, Воробьев, — я добавил в голос строгости. — Сядь и давай уже рассказывай.

Рассказ свой сам Воробьев, должно быть, считал обстоятельным и подробным. На деле же мне приходилось постоянно задавать уточняющие вопросы, чтобы не давать приказчику углубляться в совсем уж бессмысленные подробности и уходить в сторону от того, что меня интересовало. Несколько раз меня поддержал и Поморцев, его вопросы были потолковее моих, что и понятно — опыт. Но как бы там ни было, интересные вещи рассказывал Воробьев, очень интересные…

Где-то за полгода до своей гибели Аникин провернул несколько сделок, казавшихся понимающим людям чрезмерно рискованными, но в итоге принесших ему изряднейшую прибыль. А к Воробьеву стал набиваться в друзья некий ушлый малый, назвавшийся Иваном Акимовым. Толком о нем Воробьев ничего не знал, но когда новый приятель начал интересоваться, откуда Аникину были известны кое-какие обстоятельства, связанные с этими сделками, и пообещал щедро оплатить ответы на свои вопросы, Воробьев сообразил, что лучше в такое не лезть, и доложился хозяину. Вот тогда Венедикт Павлович и велел приказчику впредь на подобные расспросы отвечать, что есть, мол, у хозяина особо доверенные люди, которые ему много чего интересного рассказывают про то, о чем партнеры обычно умалчивают. Людей тех никто не знает, встречается Аникин с ними тайно, а самому Воробьеву о том известно потому лишь, что он случайно подслушал хозяйские разговоры по телефону. Даже разрешил деньги брать с любопытных, чтобы выглядело все правдоподобно, но потом обязательно докладывать, кто и о чем его спрашивал. А еще велел «проговориться» о том же Ефимову да Артюхину.