Павел Корнев - Резонанс [СИ]

Сопровождающий расписался за арестантов, и полуторка покатила на выезд, беспрепятственно миновала пропускной пункт, запрыгала на неровной дороге. Утреннее солнышко жарило как-то совсем немилосердно, да ещё растрясло моментально, начало мутить. По этой самой причине особо по сторонам не глазел и всю дорогу больше боролся с тошнотой.

— Куда нас везут? — спросил один из моих спутников, конвоир только головой покачал.

— Увидите, — коротко ответил он, и действительно — увидели.

Вывеска на пропускном пункте, к которому подкатил грузовик, гласила: «Комендатура ОНКОР».

Шлагбаум сразу ушёл вверх, и полуторка беспрепятственно въехала на территорию, остановилась у трёхэтажного кирпичного здания. Меня с остальными завели внутрь, а только дежурный распахнул журнал регистрации, появился начальственного вида усатый крепыш лет сорока в форме, на шевронах которой красовались сразу три угольника.

— Этого с синей мордой первым оформи, — объявил он. — Покажи медику и отправляй в допросную.

— Будет исполнено, господин капитан! — по-военному чётко отозвался дежурный и поманил меня рукой. — Ты кто у нас?

— Пётр Линь, — сказал я и осторожно прикоснулся к скуле.

Та опухла, но далеко не так сильно, как того стоило ожидать, зеркал же тут не было, и не получилось оценить, насколько мне подходит определение «синяя морда». Ну а потом вызванный дежурным медик наложил компресс и приклеил его двумя полосками пластыря крест-накрест.

На этом он счёл свою миссию выполненной и удалился, а меня отконвоировали в допросную. Убранство той оказалось донельзя лаконичным, не сказать — аскетичным. Стол, стулья, голые стены, под потолком — электрическая лампочка, забранная вместо стеклянного плафона металлической сеткой. Пару раз меня доставляли после митингов в полицию, но там опрашивали в обычных рабочих кабинетах, тут же всё выглядело нарочито крепким и солидным, будто напоказ. Хотя скорее просто местная специфика сказывалась. Очень уж контингент в округе своеобразный.

Долго маяться в одиночестве не пришлось. Уже минут через десять в распахнувшуюся дверь вошёл усатый капитан, скуластый, загорелый и крепко сбитый, а вслед за ним, к моему откровенному изумлению, появился консультант института сверхэнергии, с которым мы вчера пили пиво в буфете столовой.

— Альберт Павлович? — не сумел удержаться я от удивлённого возгласа, хоть и стоило бы промолчать.

— Здравствуй, Пётр! — протянул руку консультант. — Не могу сказать, будто рад встрече при таких вот обстоятельствах, но ничего не попишешь, работа — есть работа. Тут не до принципов.

— Работа?

— Институт предоставляет консультанта всем задержанным, вне зависимости являются они нашими учащимися или нет, — пояснил Альберт Павлович, снял шляпу, присмотрелся ко мне и попросил: — Георгий Иванович, будьте любезны распорядиться насчёт воды.

Капитан выглянул в коридор и коротко бросил:

— Графин воды! — после вернулся к столу, выложил на его край стопку каких-то бумаг, а сам опустился на табурет и хрустнул костяшками сцепленных пальцев. — Пожалуй, приступим…

— Не гоните лошадей, Георгий Иванович. Юноша не в том состоянии…

— Но имя-то своё он назвать способен, так?

— Пётр Сергеевич Линь, — представился я по всей форме, будто в этом была хоть какая-то необходимость.

Кряжистый капитан без всякой спешки скрутил колпачок с перьевой ручки и записал мои фамилию с инициалами на верхнем листе желтовато-серой бумаги.

— Год рождения и полных лет?

— Двадцатый. Полных лет семнадцать.

Допрос начался без неожиданностей, просто собрали установочные данные, а потом принесли стеклянный графин и гранёный стакан, тогда Альберт Павлович заставил нас прерваться. Он расстегнул свой потрёпанный портфель и достал какой-то бумажный свёрток.

— Аспирин, — пояснил, высыпая в воду белый порошок. — Всегда с собой ношу.

Голова после удара куском мыла, тряски в кузове полуторки и солнцепёка просто гудела, принял лекарство с благодарностью. Выпил чуть горчившую жидкость и такое впечатление — и думать стало легче, и раздражающе-яркое сияние лампочки под потолком слегка потускнело.

Форсировать допрос капитан не стал, продолжил расспрашивать о моей прежней жизни, будто ему было до этого хоть какое-то дело. Не угрожал, не давил, просто задавал не относящиеся к делу вопросы и следил за реакцией. Альберт Павлович ему в этом не препятствовал и помалкивал. Лишь предупредил в самом начале, что в любой момент могу обратиться к нему за консультацией, и не проронил больше ни слова. Вроде бы даже подрёмывать начал.

Ну да — это у меня судьба решается, для него простая рутина.

Подумал я об этом без злости и раздражения. В конце концов дело консультанта давать советы, а не моральную поддержку оказывать.

— Так с какой целью ты ткнул потерпевшего заточкой? — спросил вдруг капитан. — Поссорились?

Захотелось сказать, что не заточкой, а гвоздём, и вообще это было нападение по политическим мотивам, поэтому пострадавшим надо считать именно меня; как сдержался — не знаю. В самый последний момент опомнился и язык прикусил, выдал свою первоначальную версию.

Скуластая физиономия капитана приобрела ещё более жёсткое выражение, и он не удержался от упрёка консультанту:

— Альберт Павлович! Нежелание вашего подопечного сотрудничать со следствием возмутительно!

Мой вчерашний собутыльник только руками развёл, заявив:

— Ничего не могу поделать.

— Да неужели?

— Именно так.

Георгий Иванович пригладил жёсткие чёрные усы, порылся в бумагах и выудил стопку сшитых листов в пару пальцев толщиной, пошелестел ими, невпопад спросил:

— Член Февральского союза молодёжи с прошлого года?

— Какое это имеет отношение… — возмутился было я, но меня перебили.

— Отвечай!

— Да.

— В иных политических организациях состоял?

— Нет.

— Чем вызван левый уклон в убеждениях?

Я даже не подозревал, что у меня есть какой-то там «уклон», и понятия не имел, почему так решил собеседник, но вместо неопределённого пожатия плечами, вдруг сказал:

— Скорее не левый уклон, а категорическое непринятие идей реваншизма.

Ну да — монархистов я на дух не переносил. И упёртых консерваторов, желавших восстановить самодержавие в его изначальном виде, и их куда более многочисленных единомышленников, предлагавших реставрировать прежний режим в новой конституционной обёртке.

— Вот как? Интересно. — Капитан кинул быстрый взгляд на Альберта Павловича, но на этот раз обращаться к нему не стал и задал очередной вопрос: — Личные интересы?

— Чтение, — коротко ответил я.

— Разве это единственное увлечение? — с улыбкой уточнил Георгий Иванович. — А как же бокс и вольная борьба?