Артём Помозов - Лестница в небо [litres]

– Зачем?

– Что – зачем?

– А то ты не знаешь.

– Мне нужны были деньги… небольшая сумма, чтоб до квартирки в Питере добить… а лезть самому… шкурой своей рисковать ради артефакта… Я продал инфу Максу, а потом торговцу… Я не знал, что его люди перестреляют ваших… не знал… думал, гоп-стопнут максимум, как лошар вас оберут, а оно… оно вон как…

– Иногда надо думать, для этого тебя природа мозгами и одарила.

– Так убей меня! – взорвался Сорока, брызгая слюной. – Убей! Закончи этот цирк! Ты думаешь, что я не мучился?! – Ярость, кажется, придала сталкеру сил, и он больше не стонал, не хрипел и не запинался, а говорил громко, четко и связно: – Он был мне как брат! Макс! И Малинин был мне дорог! Мы вместе служили в «Ударе»! Я не мог достать артефакт сам, это опасно! И не стоило того! Если бы мои спалили, то доложили бы Андрейченко, а там – арт в общак сдавай, а из общака – ученым его, а тебе – три копейки и членом по губам. У Макса в жизни не наскреблось бы нужной мне суммы, а Малинин, я знал, ушел от нас, чтобы открыть свою торговую точку. Вот я и решил сыграть на два фронта. Малинин был моим другом, и я попросил его просто гоп-стопнуть вас, просто забрать артефакт, а потом отпустить на все четыре стороны. Он пообещал. У меня не было оснований не верить другу! Я не желал гибели Макса! Просто моя квартирка… просто моя мечта, на которую не хватало этих несчастных двадцати с гаком тысяч долларов! Я и сам потом из «Удара» свалил… потому что переживал и мучился! Малинин отнекивался, говорил, что не он в Карьере это устроил, и я поверил! И в этот раз поверил! А потом ты слил доказательства в Сеть! Я все это время мучился! Убей меня, Коннор, прекрати это! Окажи мне сраную услугу!

– Никита, пойдем. – Скай потянула своего напарника за рукав. – Он потерян. Он не получает от жизни никакого удовольствия. Он уже сам наказал себя. Оставь его. Давай вернемся домой? Давай забудем обо всем? Здесь ничего не было. Он и сам…

Револьвер так и не извергнул стальную раскаленную смерть.

– Ты, мразь, заслуживаешь самой мучительной кончины. – Коннор медлил. – За то, что поставил свою эгоистичную цель выше жизни своего друга. – Он смотрел на Сороку своим холодным взглядом.

«Но я не хочу мараться, – добавил он про себя. – Это слишком легкий путь. Умирать легко. Скай права. Тут как с Малининым. Одна пустота. Как с Туманом. Одно сожаление. Нет в мести никакого удовлетворения».

– Я много раз представлял, как буду убивать тебя, но когда пришло время…

«…я понял, что все напрасно. Теперь есть шанс начать все сначала. Пора покончить с убийствами. Я искренне жалею о своем решении, я не хочу оставлять тебя в живых, но так будет правильно, – продолжал он свой внутренний диалог. – Я всегда был тупой марионеткой, шахматной фигуркой на доске. Фигуркой, за которую всегда решали другие. Я был инструментом. Просто инструментом. Но последние месяцы, Скай, научили меня многому. Научили жить. Я больше не хочу того жалкого подобия жизни, что было у меня после Карьера. Я больше не хочу терять себя, свою жизнь, перспективы и цели. Я не хочу потерять и тебя, Аня».

– Чего я добьюсь, если выстрелю?

«Снова разочаруюсь. Нет. Это мой выбор. И мне плевать», – заключил Никита.

– Тот самый фактор, что спас тебя… это вовсе не то, что ты устал от жизни, что ты мучаешься и дальнейший твой путь состоит из страдания и боли. Фигня это, а не причина… Но ты не поймешь. Возьми, попытайся распилить веревку, – бросил он под ноги Сороке нож. – Залатаешь рану как-нибудь. Если сможешь выбраться, то будешь жить. Если нет, то это естественный отбор.

Он ничего больше не сказал.

Вручил револьвер Скай.

И, понурившись, поплелся прочь.

Огонек, сняв свои перчатки и сгорбившись, сидел на бревнышке, грелся и пил воду из бутылки. Костерок плевался мелкими угольками, что больно щипались, попадая на незащищенную кожу. Не хватало ему все, не мог напиться. Бутылки три уже вылакал. Одну потратил, чтобы лицо от крови отмыть.

Сурен молчал. Чаевничал.

– Почему? – Огонек выкинул очередную бутылку в огонь. Пластик скукожился и почернел. – Зачем, Везунчик?

– Я не думал, что они срисуют нас у той полянки. Не знал я, что патрули у них там сегодня. Я не предавал. Хотел, чтобы мы там и разошлись. Ты выполнил свое обещание, я выполнил свое. – Сурен продемонстрировал Огоньку лезвие. – В нашу первую встречу захапал. Чтобы пырнуть тебя и смыться. Даже моменты подгадывал, воображал уже, как перо под ребро – и по тапкам. – Он усмехнулся. – Не смог пересилить себя, а потом ты спас меня от того монстра. Ты и от болотников меня спас. Кто, если не ты, выручил бы меня еще раз? И кем бы я стал, оставив тебя на растерзание этому лейтенанту? Не могу я так, Огонек. Не могу. И все тут.

– Дебил ты, рядовой Алабян Сурен Сейранович, – поставил диагноз поджигатель. – Но я благодарен. – Встав с бревнышка и подойдя к напарнику, обнял его: – Спасибо, приятель.

– Не за что. Я сделаю это снова, если придется. Назад мне путь закрыт, разве что на Большую землю улизнуть ночью, но не факт, что меня не объявят в розыск за дезертирство.

– И куда ты теперь?

– Здесь хочу остаться. Знаешь, после того как я очнулся и пришел в себя, я понял, что Зона все-таки очень хорошее место. Не такое, каким его видят мои сослуживцы. Словами красоты эти не описать. Почти нетронутые цивилизацией. Такое нужно увидеть самому. Да и честно здесь все как-то, искренне, натуру человека видно за километр. И сама Зона будто живая, будто мыслящее и разумное существо, с которым мы, ступая на эти земли, вступаем в симбиоз. Я, наверное, несу полную чушь, но именно об этом я подумал, когда открыл глаза на том столе в Зимовище. Как же здесь хорошо все же! Я бы попросил тебя пристроить меня у своих. Ты же анархист, да?

– Верно. Тебя пристрою. Но о своем прошлом чтоб ни слова. Я придумаю тебе легенду.

– Так просто согласишься?

– А чего тянуть кота за яйца? С таким напарником, как ты, я не пропаду.

– Приятно слышать.

– Честно тебе говорю.

– Я признателен.

– Пошли, друг.

Они вместе направились вглубь Зоны. Спина к спине, бок о бок.

Как самые настоящие братья.

Костерок, раздуваемый ветром, горел все ярче и ярче.

Кот щелкал семечки, привалившись к двери угнанного седана. Мимо пронеслась фура, за ней еще одна, за той – другая, и так – до бесконечности. Мириады огоньков фар, сливающихся в единую картинку. И аккомпанемент моторов. Еще легковушки-букашки, что копошились у этих самых грузовиков, добавляли красок.

Машина Кота стояла на обочине, окна были открыты. Он выжидал. Он все продумал и просчитал. Он видел, как Андрей беседовал с каким-то мальчишкой во дворе Лесника, а потом бегал за какой-то дамочкой. Эти люди ему небезразличны, как и сам Лесник. Что ж, на этом Кот и решил сыграть.