Евгений Гуляковский - Сила Прометея

Подчиняясь вежливому, но настойчивому приглашению распорядителя, Танаев двинулся к массажному столу, с опаской поглядывая на двух обнаженных по пояс массажистов, обросших горой мускулов. Ему все меньше нравилась обстановка этого здания. Ощущение опасности усиливалось с каждой минутой. От дурных предчувствий не помог избавиться даже массаж, он лишь обострил непривычное для Танаева осознание собственного бессилия. Он чувствовал себя так, словно попал в мощный поток, несущий его к неизвестной опасности, и уже нельзя было ни повернуть вспять, ни выбраться из этого потока на берег, оставалось только ждать. Нечто похожее уже было с ним, когда он попал в огненную реку, ведущую к порталу нижнего мира. Не туда ли ведет и эта дорога?..

После того как массажисты закончили работу, им занялся врач.

Танаев сидел на массажном столе в халате, накинутом на плечи, и испытывал все то же возрастающее чувство беспомощности, наблюдал за тем, как врач присоединяет датчики медицинского анализатора к его рукам. Вот только это оказались не датчики… Вернее, не только датчики — неожиданно Танаев почувствовал легкий укол в правое предплечье. Собственно, даже не укол, а легкое жжение, какое бывает, когда используется безыгольный пневматический шприц. Он попытался возмутиться, возразить, встать со стола — никто не имел права без его согласия вводить ему какие бы то ни было препараты, — но было уже поздно.

Мир качнулся и поплыл перед глазами. Те, кто рассчитывал необходимую дозу препарата, были хорошо знакомы с необычными особенностями его организма, и доза, способная свалить с ног слона, заставила Танаева безвольно опуститься на массажный стол.

Когда предметы в поле его зрения постепенно, словно изображение на проявляемой фотографии, вновь обрели четкость, он обнаружил себя стоящим посреди огромной, усыпанной песком пустой арены.

Сектор обзора почему-то уменьшился, и, с трудом приподняв руку, Глеб убедился, что на его голову надет металлический шлем.

Да и сама рука оказалась закованной в боевую металлическую перчатку непривычного золотистого цвета.

Как ни странно, чувствовал он себя довольно сносно. Его могучий организм уже заканчивал переработку введенного в него наркотика на безобидные составляющие. Только сильно хотелось пить, как всегда бывало, когда ему приходилось бороться с попавшими в организм ядами.

Глеб попытался сделать шаг и убедился, что может произвести это простое действие, только напрягая все силы своих ножных мышц. Страшная тяжесть давила на плечи. Вначале он даже подумал, что его поместили в тренировочную центрифугу, и лишь через мгновение понял, что все его тело заковано в золотой металлический панцирь. Если судить по весу этого панциря, то он и в самом деле был отлит из настоящего золота.

Возле его правой руки болтался короткий меч, прикрепленный цепочкой к металлической перчатке панциря. Его лезвие также отливало золотом. Танаев сжал рукоятку этого меча и ткнул его острием в пол арены. Лезвие легко прогнулось.

Это не сталь. Все его снаряжение было сделано из настоящего золота, чудовищно тяжелого, мягкого металла, совершенно не предназначенного для боя.

Те, кто облачил его в этот панцирь, были неплохими психологами.

И сделали все, чтобы подавить в нем всякую надежду на спасение еще до начала поединка.

С трудом приподняв голову, Танаев осмотрелся. Обычных на всех подобных ристалищах трибун здесь не было. Вернее, они были, но их закрывали непроницаемые снаружи зеркальные стекла, скрывающие от него лица тех, кто будет наблюдать за поединком. «За поединком? — спросил он себя и тут же поправился: — За его избиением».

Глеб попытался отыскать застежку перчатки на правой руке, но металл сковавшего его движения панциря казался совершенно гладким, не было заметно ни единого шва, словно его отлили прямо на тело… Неожиданно глубокий звук колокола поплыл над ареной.

Видимо, колокол оповещал о начале турнира, но для Танаева он прозвучал похоронным звоном.

Даже если ему удастся войти в боевой транс внутри этой золотой металлической клетки, это ничего не изменит. Он все равно будет двигаться медленней любого из своих противников.

Тала была права — этот турнир оказался для его врагов самым простым и легальным способом избавиться от своего давнего противника.

Отчаяние, охватившее Танаева, стоявшего посреди арены с погнутым золотым мечом в руке, было вызвано ощущением полной беспомощности и безнадежности его положения.

Он утратил бдительность, он позволил врагам заманить себя в ловушку, он даже не стал сопротивляться в тот момент, когда ему вводили наркотик и все еще можно было поправить! Теперь он сполна расплатится за собственную беспечность. Александер предупреждал его о том, что за беспечностью обязательно последует расплата.

Но сквозь отчаяние, затмевающее мозг, упрямо пробивались наружу и другие слова Александера; «Воин лишь тогда проигрывает поединок, когда сам поверит в это. Всегда должен быть выход. Всегда, из любого положения, есть выход…»

Конечно, есть! В его случае лучшим выходом будет подставить голову под первый же удар меча противника и не мучиться понапрасну…

Кстати, где он, этот противник?

Трубы взревели, и снова пророкотал колокол.

Ворота, находившиеся метрах в двухстах, в противоположном конце арены, распахнулись, и на арену вышел человек, закованный в черную броню с опущенным на лицо забралом шлема. Он был на целую голову выше Танаева, но хотя бы не сидел на лошади вопреки его худшим ожиданиям. Правда, при нынешнем раскладе это уже ничего не меняло.

Движения Танаева сейчас походили на движения манекена, снятого аппаратом замедленной съемки. На то, чтобы переставить ногу или приподнять руку, уходили долгие секунды, те самые секунды, ценой которых в рукопашном поединке становится человеческая жизнь — его жизнь.

Волна ярости прокатилась по всему телу Глеба, заставляя мышцы сжаться в бесполезном боевом трансе, его движения не ускорились, ну, может быть, на самую малость…

А трубы уже взревели вновь, и дальние ворота вновь распахнулись, выплеснув на арену двух всадников, один из которых сжимал в руках копье, а второй — металлическую сеть.

Ну вот теперь все стало окончательно ясно. Враги не надеялись на свой наркотик, они по-прежнему боялись его и старались действовать наверняка. Иначе для чего им понадобилось выпускать против него одновременно троих? Двое из них сидели на могучих, закованных в броню боевых конях, хотя сами всадники были одеты в легкие спортивные костюмы без всякого следа защиты. Она им не понадобится, их задача — довершить начатое пешим противником.