Джо Аберкромби - Море Осколков: Полкороля. Полмира. Полвойны

Сумаэль покосилась на Колючку:

— Это зависит от того, насколько вы искушены в дипломатии…

— Я умею быть дипломатичной, — прорычала она.

Сумаэль улыбнулась еще шире. Похоже, на эту женщину не действовали никакие угрозы.

— Ты напоминаешь мне капитана корабля, на котором в свое время плавали мы с Ярви.

Ярви расхохотался, а следом расхохотался Ральф. Колючка нахмурилась:

— Это комплимент или оскорбление?

— И то, и другое.

Ярви наклонился вперед и поставил локти на стол, сцепив здоровую и сухую руки.

— Верховный король готовится к войне, Сумаэль. Кто знает, может, он уже начал войну.

— Кто ваши союзники? — спросила она, отбрасывая волосы обеими руками и завязывая их в узел.

— Их меньше, чем нужно.

— Некоторые вещи никогда не меняются, да, Ярви? — Сумаэль проворно закалывала волосы шпильками. — Герцог, в отличие от Теофоры, не слишком-то ревностен в служении Единому Богу, но он намерен сохранить верность союзу с праматерью Вексен. Он поставит на того, кто сильнее.

— Посмотрим, — сказал Ярви. — Мне нужно поговорить с Императрицей.

Сумаэль попыхтела:

— Ну… я попробую. Попробую сделать так, чтобы она вас выслушала. Но большего обещать не могу.

— Ты ничем мне не обязана.

Она посмотрела ему в глаза и не отводила взгляд, пока не вставила в прическу последнюю шпильку. Драгоценные камни в ее навершии заискрились.

— Дело не в том, кто кому обязан. Во всяком случае, в нашем с тобой случае.

Ярви скривился — то ли засмеяться хотел, то ли заплакал. А потом просто откинулся в кресле и длинно выдохнул.

— Я думал, что никогда больше тебя не увижу.

Сумаэль улыбнулась, губа немного разошлась, показывая белый зуб. И Бранд понял, что эта женщина ему, пожалуй, нравится.

— И что?

— Я рад, что ошибся.

— Я тоже.

Та же самая прядка снова упала на лицо, она мрачно оглядела ее, сведя глаза к переносице, потом отдула.

Колючка проталкивалась сквозь толпу, которая втекала в храм, — наступал час молитвы. Толпа расступалась неохотно. Сколько ж здесь храмов, и сколько ж в них молящихся…

— Я смотрю, поклонение Единому Богу кучу времени отнимает, — проворчал Бранд, прокладывая себе путь в давке.

С его широкими плечами продираться выходило с трудом.

— Высокие боги и Малые боги занимаются каждый своим делом. А вот Единый Бог, похоже, просто сует нос в дела всех остальных!

— И колокола эти! — Бранд вздрогнул, когда с вершины белой башни у них над головами донесся очередной гулкий удар. — Зараза, аж уши от них гудят, век бы их не слышать…

И он наклонился поближе и зашептал:

— Ты представляешь, они своих мертвых прям так хоронят. Не сжигают. А вот так берут и прям в землю закапывают. И не сжигают!

Колючка покосилась в сторону заросшего двора за храмом: там из земли торчали камни надгробий, шаткие, как зубы нищего, и под каждым, похоже, лежал и гнил труп. Сотни трупов. Тысячи трупов. Склеп, полный покойников, прямо посреди города.

Ее аж испарина прошибла от одной этой мысли, и она тут же ухватилась за мешочек с костями отца.

— Что за город…

Отец любил рассказывать о Первогороде, но ей он нравился все меньше и меньше. Слишком большой. Такой размер подавляет! И слишком шумный! Как тут люди умудряются соображать в таком шуме, непонятно. И здесь слишком жарко! А еще душно, и воняет днем и ночью. Кругом отбросы, мухи, нищие — от всего этого голова кругом идет. И сколько народу вокруг, и все толкаются и идут мимо, никто друг друга не знает, и хотят все только одногу — деньгу урвать. Словно ее саму закопали, и над ней теперь ходят-бродят тыщи и тыщи воров, и она никого не понимает.

— Домой надо ехать, — пробормотала она.

— Да мы ж только сюда приехали!

— Вот и прекрасно. Как приехали, так и уедем. Ненавижу этот город.

— Да ты все ненавидишь.

— Нет, не все!

И она покосилась и перехватила взгляд Бранда, и в животе защекотало так приятненько — опять он отвернулся.

Оказалось, он умел смотреть удивленно, беспомощно, а еще вот так, как сейчас. Как в последнее время он на нее смотрел. Пристально так, волосы на лицо падают, и глаза из-под них горят. Голодные такие. И… испуганные. В тот день, когда они упали друг на друга и лежали, прижавшись, что-то тогда… что-то тогда произошло между ними. Что-то, от чего кровь приливала к лицу. И не только к лицу. И к кишкам — точно приливала. Ну и это… между ног тоже. Но в голову лезли сомнения, причем в таком же количестве, как эти верные, которые в храм набиваются.

Неужели нельзя просто спросить? Ну да, мы терпеть друг друга не могли, но это ж когда было. А сейчас мне кажется, что ты мне нравишься. А я тебе? Боги, дурь-то какая. Она всю жизнь отталкивала от себя людей, и теперь понятия не имела, как их к себе привлекать. А что, если он смотрит на нее как на сумасшедшую? От таких мыслей у нее прям пропасть бездонная под ногами раскрывалась. И вообще, что значит — нравишься? В смысле, нравишься как нравишься? А может, просто вот так вот подойти — и поцеловать его? Она все думала и думала об этом. На самом деле она только об этом и думала. А что, если в этом взгляде нет ничего особенного? Ну смотрит и смотрит парень, подумаешь. А что, если мать права: какому мужчине занадобится такая странная девушка, да еще с таким плохим, строптивым характером? Уж точно не Бранду — он же красавец, на него все девушки заглядываются, он себе любую может выбрать — только скажи…

И вдруг он обхватил ее и пихнул в дверную нишу. Сердце подскочило и затрепыхалось у самого горла, и она даже пискнула, как благовоспитанная девица, когда он крепко прижал ее к себе. Но все уже отскакивали и прижимались к стенам домов — по переулку рысили конные, качались перья на уздечках, сверкала позолоченная броня, и этим всадникам на высоких конях в высоких шлемах плевать было на жмущуюся по обеим сторонам улицы толпу. Наверняка люди герцога Микедаса, кто же еще.

— Так кого-то и задавить недолго, — пробормотал Бранд и мрачно посмотрел им вслед.

— Ага, — просипела она. — Эт точно.

А вообще, хватит себя обманывать. Они просто друзья. Рядом на веслах сидят. Вот и все. Зачем портить это все, пытаясь заполучить то, чего у нее попросту не может быть. Чего она не достойна и никогда не получит. И тут она встретилась с ним взглядом, и он снова смотрел на нее — так , и сердце ее бешено забилось, словно бы она милю против течения прогребла. И он быстро отодвинулся от нее, с бледной и смущенной полуулыбочкой, и пошел вперед через толпу, которая быстро заполняла улицу.

Нет, а что, если он чувствует то же, что и она? И хочет спросить, но боится? И вообще не знает, как спросить? Да с ним каждый разговор выходит опасный, как поединок. А спать с ним в одной комнате — это ж невыносимо просто! Ну да, они ж типа рядом на веслах сидели, что в этом такого, и они бросили на пол свои одеяла и стали смеяться: глянь, какую развалину нам Ярви приискал, окон не надо, солнце сквозь крышу светит… Но теперь она только притворялась, что спит, потому что все думала: он лежит так близко… И иногда ей казалось, что он тоже притворяется, вот, лежит с открытыми глазами и смотрит на нее. Но уверенности у нее не было. И от мысли о том, что она спит с ним рядом, ей становилось муторно на душе. И от мысли, что можно не спать с ним рядом, — тоже муторно.