Джо Аберкромби - Море Осколков: Полкороля. Полмира. Полвойны

Отца Ярви поразил ужас:

— Государь…

Атиль оборвал служителя одним взглядом, глаза его ярко блеснули.

— Прыткие бегуны сграбастали себе всю славу. Теперь я заберу свою долю.

— Уговор! — прозвучал голос. — Я выхожу!

Загремел засов, и двери широко распахнулись. Лязгнули щиты — полукруг воинов изготовился принять натиск атаки. Но на крепостной двор ступил лишь один человек.

Он был могуч. На мускулистой, плотной шее сбоку витая наколка. Крепкая кольчуга с травлеными пластинами наплечников, на бугристых предплечьях множество золотых браслетов. Рэйт одобрительно буркнул, ибо, судя по виду, с таким не зазорно сразиться. Большие пальцы воин непринужденно сунул за пояс и осклабился на полумесяц неприятельских щитов. Презрительно, как и подобает герою.

— Ты король Атиль? — засопел боец, выдувая струйку пара из широкого, приплюснутого носа. — Ты старше, чем утверждают песни.

— Эти песни складывали какое-то время назад, — проскрипел Железный Король. — Тогда я был помоложе.

Кто-то рассмеялся, но только не этот воин.

— Я — Дунверк, — взрычал он. — Быком прозвали меня люди. Верен Единому Богу, предан Верховному королю, Сподвижник Йиллинга Яркого.

— Что подтверждает одно — ты не умеешь выбирать ни друзей, ни королей, ни богов, — сказал отец Ярви. На этот раз смех был погромче, и даже Рэйту пришлось признать шутку достойной.

Однако поражение надежно гробит веселье, и Дунверк стоял как каменный.

— Поглядим, когда Йиллинг вернется и напустит на вас, клятвопреступников, Смерть.

— Мы поглядим, — бросила Колючка с ухмылкой, хоть в этот миг мать Скейр проталкивала иглу сквозь мышцу на ее плече. — Ты-то умрешь и больше ничего не увидишь.

Дунверк не спеша вытащил меч — вдоль кровостока протянулись выгравированные руны, рукоять исполнена в виде золотой головы оленя, ветвистые рога составляли крестовину.

— Если я одержу победу, вы пощадите остальных моих людей?

Против горы мышц Дунверка Атиль выглядел старой костлявой курицей, однако вовсе не выказывал страха.

— Не одержишь.

— Ты слишком самонадеян.

— Коли сотня, да с лишним моих мертвых противников могли б говорить, то сказали бы, что самонадеян не зря.

— Надо мне предупредить тебя, старче, что бился я по всему Нижнеземью и не нашлось там того, кто устоял бы со мной в поединке.

По искаженному шрамами лицу Атиля пробежала судорога улыбки.

— Надо было тебе в Нижнеземье и оставаться.

Дунверк бросился вперед с высоким и твердым замахом, но Атиль, проворный, как ветерок, увернулся — до сих пор баюкая меч на сгибе локтя. Дунверк сделал мощнейший выпад, и король с презрительным высокомерием шагнул в сторону, свободно свесив оружие вдоль тела.

— Бык! — подняла хохот Колючка. — И то правда, дерется, как бешеная корова.

Дунверк взревел, рубя направо-налево, от орудования таким тяжелым клинком на лбу выступил пот. Воины потихоньку пятились, укрываясь щитами: вдруг какой сбившийся с пути противовзмах заденет их — и толкнет прямиком в Последнюю дверь. А король Гетланда отпорхнул от первого удара, пригнулся под вторым — меч Дунверка полоснул лишь его седые волосы — и под высверк стали вынырнул на открытое место.

— Дерись со мной! — с ревом повернулся Дунверк.

— Уже, — молвил Атиль и, подхватив край плаща, вытер лезвие, а затем бережно пристроил меч обратно на предплечье согнутой руки.

Дунверк выругался и прянул к нему, но нога воина подвернулась, и он упал на колено. Кровь хлынула через верх голенища, разлилась по булыжной площадке. Вот тогда до Рэйта дошло, что Атиль рассек под бедром Дунверка главную вену.

Со всех сторон зазвучал шелест благоговейного придыхания, и Рэйт ахнул, не выделяясь среди прочих столпившихся воинов.

— Слава Железного Короля взошла не на голом месте, — шепнул Рэкки.

— Надеюсь, Яркий Йиллинг владеет мечом получше тебя, Дунверк Бык, — сказал Атиль. — Ты старика попотеть не заставил.

И вот тогда Дунверк улыбнулся, блуждая остекленелым взглядом где-то не здесь.

— Все вы увидите, как владеет мечом Яркий Йиллинг, — прошептал он с лицом бледным, как воск. — Все до одного.

И повалился на бок, на блесткую гладь собственной крови.

Все согласились, что это была великолепная смерть.

Матерь Солнце, мазок на восточном краю окоема, укутала своих детей, звезды, серо-стальною пеленой рассветного неба. Впереди вздымалась крепость, этим бесцветным утром мрачная, как насыпной могильник. Над ней в предвкушении кружили вороны.

— Хотя бы дождь прошел, — пробормотала Скара, откидывая капюшон.

— Тот, Кто Разговаривает Громом сейчас обрушивает свое недовольство на сушу, — молвила королева Лайтлин. — Он, как все мальчишки, порой наводит большой переполох, но надолго его не хватает.

Она вытянула руку и щекотнула принца Друина под подбородком.

— Передашь его мне?

— Нет, — Скара крепче обняла малыша. — Мне не тяжело. — Эти ручонки на шее прибавляли ей сил. А силы нужны ей сейчас прежде всего.

Мыс Бейла, сияющий символ соединенного Тровенланда, помнился ей другим. Селение под сенью крепости, где она однажды отплясывала на летнем празднестве, лежало в развалинах, дома покинуты — или сожжены. Садовую рощу перед ветхим, людских рук участком стены душил плющ, в сорняках гнили прошлогодние фрукты. Прежде яркие знамена украшали огромные ворота меж двух воспарявших эльфийских башен. Сейчас под бойницами на скрипучей веревке покачивал босыми ногами висельник.

С него содрали и золотые украшения, и сверкающую кольчугу; отобрали позолоченный клинок — и все же Скара сразу узнала его лицо.

— Один из сподвижников Йиллинга Яркого. — Невзирая на меховую накидку, ее пробрал озноб. — Один из тех, кто сжег Ялетофт.

— И все равно висит, — отметила Лайтлин. — Похоже, молитвы Смерти не откладывают встречи с ней.

— Встречу с ней ничто не отложит, — прошептала Скара. Наверно, его смертью следовало насладиться, как стоило бы возблагодарить Матерь Войну за свободу хотя бы этого клочка Тровенланда. Но внутри ее гуляло лишь эхо страха перед ним, еще живым, наряду с ужасом от того, что этот страх не отпустит ее никогда.

Кто-то срубил дуб-великан, что рос во дворе. Пристройки, жавшиеся к древним эльфийским стенам, без его тени казались сирыми и неприглядными. Вокруг пня на избитых булыжниках отдыхали воины, большей частью пьяные и упивающиеся еще сильнее: мерились трофеями и ранами, начищали оружие, обменивались россказнями.

Начинающий скальд складывал вирши: без конца выкрикивал одну и ту же строку, пока другие, грохоча от смеха, подбирали ему продолжение. Прядильщик молитв бубнил славословия богам за победу. Где-то кто-то стенал от боли.