Джо Аберкромби - Море Осколков: Полкороля. Полмира. Полвойны

— Ух-х, справедливый вопрос! — Йиллинг присмотрелся к синюшному небу, потом к своей рати, усердно окружающей Мыс Бейла кольцом острой стали, которое непрерывно росло. — Во мне сейчас два намерения… давайте кинем жребий и предоставим Смерти решать. Идет, королева Скара?

Скара судорожно дернулась и покрепче схватилась за руку Дженнера.

— Орел — мы идем за вами, решка — мы остаемся! — И Йиллинг щелчком подбросил монетку, оранжевый промельк при свете своей горящей ладьи, дал ей упасть в траву и, подперев бока, уставился вниз.

— Ну что? — окликнул Горм. — Орел или решка?

Йиллинг разразился хохотом.

— Не знаю. Она укатилась! Бывает же, а, Крушитель Мечей?

— Айе, — с какой-то досадой буркнул Горм. — Бывает!

— Пускай лежит там до завтра. У меня предчувствие, что вы никуда отсюда не денетесь.

Воитель Верховного короля, по-прежнему с улыбкой на нежном, гладком лице, повернулся и беззаботно направился к своему строю. На расстоянии двух выстрелов лучника от стен там принялись вколачивать в землю колья.

Терновый обруч, шипами внутрь.

Ни воспаленный бред, ни ночной морок, ни кошмарная блажь безумца не могли сравниться с явью Строкома.

«Южный Ветер» медленно плыл по широкому кругу безветренных вод. Потайное море протянулось на мили, с каймою из островов — одни скорее обломки скал, иные не охватить и взглядом, но все они поросли зданиями. Расколотые кубы, разбитые башни, торчат перекрученные персты из растресканного эльфийского камня и по-прежнему сияющего эльфийского стекла. Выдвинутые к краю сооружения наполовину утоплены в темной воде. Тысячи и тысячи, а потом еще тысячи пустых окон сердито таращились вниз, Колл попытался представить, сколько же эльфов тут обитало, сколько погибло при столь чудовищном бедствии, но сразу понял, что такие числа ему неизвестны.

— Вид еще тот, — изрек шепотом отец Ярви величайшее из когда-либо сказанных преуменьшений.

Кругом тишина. Не кружат птицы над головой. За кормой не плескается рыба. Лишь уключины скрипят да команда бормочет молитвы. Испытанные не единожды гребцы пропускали взмахи и цеплялись веслами оттого, что глазели по сторонам в благоговейном ужасе, и Колл благоговел и ужасался сильнее прочих на этом судне.

Ведали боги, он никогда не притязал зваться храбрым. Но, похоже, отвага не заведет тебя в ту беду, куда втянет трусость.

— Та, Что Выпевает Ветер, гневается, — проворчала мать Скейр, вглядываясь в истерзанное небо — вселенскую воронку лиловых кровоподтеков, разрезанной алой плоти и полночной черни, без единой звезды. Тучи готовились рухнуть и сокрушить весь мир своим весом.

— В этом краю ветер — всего лишь ветер. — Скифр сняла с себя и отбросила в сторону спутанные талисманы, святые знаки, намоленные обереги и зубы, приносящие удачу. — Здесь богов нет.

Колл куда охотнее согласился бы на гневных богов, чем на то, что богов нету вовсе.

— О чем вы говорите?

Скифр выпрямилась у штевня и раскинула руки. Рваный плащ реял, будто она — огромная, не от мира сего птица, носовое чудовище из безумного сна, что указывает им гибельный путь.

— Это — Строком! — раздался ее пронзительный крик. — Величайшая из разрушенных обителей эльфов! Приглушите бесполезные молитвы, ибо сами боги боятся ступить сюда!

— Умеешь утешить, — пробурчал отец Ярви.

Команда выпучила на нее глаза, иные втянули головы, словно собирались с концами скрыться между собственных плеч. Все, как один, матерые, лихие бойцы, но ни битвы, ни невзгоды, ни лишения не могли подготовить их к этому.

— Не надо было сюда соваться, — прохрипел старый косоглазый гребец.

— Над этим местом проклятие, — бросил другой. — Кто забредет — заболеет и помрет.

Отец Ярви встал перед Скифр, спокоен, как хозяин у себя в доме.

— Один взмах за раз, други! Я понимаю ваши страхи — и они пусты! А шкатулки, которые раздаст вам королева Лайтлин, когда мы вернемся, наоборот — будут полны деньгами до краев. Эльфов не стало тысячи лет назад, а Бродяга По Руинам укажет нам безопасный путь. Здесь нечего опасаться. Положитесь на меня. Я хоть раз вас вел неверным курсом? — Остережения сменились ворчанием, однако даже посулами богатства не удалось добиться ни единой радостной улыбки.

— Туда! — выкрикнула Скифр, показывая на поднимающиеся из воды скошенные ступени, до того большие, что могли быть сооружены для ног великанов. — Высаживай нас на берег.

Ральф скомандовал грести пореже, налег на рулевое весло и плавно подвел их к цели. Киль проскрежетал о камешки.

— Отчего вода так спокойна, разве такое бывает? — услышал Колл его бормотание.

— Оттого, что здесь все мертво, — сказала Скифр. — Даже вода. — И спрыгнула на ступени.

Как только отец Ярви положил руку на планширь, мать Скейр перехватила его увечное запястье.

— Еще не поздно отказаться от этого безумия. Один шаг на проклятую землю, и мы нарушим самый священный запрет Общины.

Ярви вырвал руку.

— Мать Скейр, любой запрет, не гнущийся перед бурей, обречен быть порушен. — С этими словами он соскочил с корабля.

Колл набрал побольше воздуха и, не дыша, ринулся через борт. Не будучи немедленно сражен насмерть, как только сапоги коснулись камня, он существенно подуспокоился. Собственно, земля как земля. Впереди, в тенистых низинах меж зданий, никакого движения, разве что болтался трос или отслоившийся кусок обкладки раскачивался под нестихающим ветром.

— Мох не растет, — проговорил он, садясь на корточки у кромки моря. — Ни ракушек, ни водорослей.

— В этих морях не живет ничего, кроме снов, — ответила Скифр. Она выудила что-то из-под ветхой хламиды. Диковинную бутылочку, и когда перевернула ее, на розоватую ладонь вывалились пять продолговатых бусин. Они были похожи на червивые семена фасоли, наполовину белые, наполовину красные, и, присмотревшись вблизи, Колл на каждом заметил истертую надпись, выбитую крошечными буквицами. Рунами эльфов — едва ли стоило добавлять. Колл захотел осенить себя божьим знаком, как вдруг вспомнил, что боги отсюда далеко, и довольствовался тем, что сквозь рубашку ощупал гирьки. Это его хоть немного утешило.

— Каждый должен съесть по фасолине, — заявила Скифр и тут же запрокинула голову, бросила в рот одно зерно и проглотила.

Мать Скейр уставилась на них еще более едко и насмешливо, чем обычно:

— А если я не съем?

Скифр пожала плечами:

— Я никогда не была такой дурой, чтобы отвергать святое правило моих учителей о том, что надо всегда съедать одну фасолину, когда идешь в эльфьи руины.

— А вдруг они ядовиты?

Скифр наклонилась к служительнице:

— Хотела бы я тебя убить — просто перерезала б глотку и отдала труп Матери Морю. Веришь, нет, но я часто об этом задумывалась. Быть может, здесь ядовито все вокруг, а это — лекарство?