Джо Аберкромби - Море Осколков: Полкороля. Полмира. Полвойны

И, разумеется, баньи встречали «Южный Ветер», когда судно, ломая прибрежный лед, подошло к илистой пристани у серого, тусклого мыса. Замотанные в звериные шкуры, они напомнили Ярви не людей, а скорее медведей или волков — по сравнению с этим народом тогдашние шенды казались вершиной цивилизации. Обросшие нечесаными лохмами, баньи протыкали лица точеной костью и осколками янтаря, их луки украшали длинные перья, а в оголовьях дубин торчали зубы. Ярви подумал, уж не человеческие ли, и решил, что люди, которым приходится любой ценой выживать в этом скудном, пустынном краю, не могут себе позволить ничего тратить зря.

— Меня не будет четыре дня. — Шадикширрам перескочила фальшборт и потарабанила по покоробленным доскам пристани. Моряки волокли за ней грубо сколоченные сани с грузом. — Тригг — остаешься за главного!

— Вернетесь, не узнаете судно! — Усмехаясь, крикнул ей вслед надсмотрщик.

— Четыре дня впустую, — сдавленно пробормотал Ярви, ковыряя ошейник пальцем сухой руки, когда последние лучи заката окрасили небо багрянцем. Казалось, с каждой ночью на этом гнилом корыте металлический ворот натирал шею все больше и больше.

— Терпи. — Процедила сквозь зубы Сумаэль. Ее губы в рубцах почти не шевелились, а темные глаза следили за стражей, в особенности за Триггом. — Пройдут считаные недели, и мы попробуем заявиться к твоим друзьям в Торлбю. — Она, как прежде угрюмо, повернулась к нему. — И тебе же лучше, чтоб они там у тебя действительно были!

— Ты обомлеешь, узнав, кто у меня в друзьях. — Ярви зарылся в ворох мехов. — Поверь уж.

Та фыркнула.

— На слово?

Ярви отвернулся. Сумаэль колюча, как еж, зато умна и упорна, и он не променял бы ее ни на кого из команды. Ему требовался не друг, а сообщник, а она лучше других знала, что и когда надо делать.

Теперь он представлял побег как наяву. Представлял, убаюкивая себя каждую ночь. «Южный Ветер» неторопливо покачивается на приколе под стенами Торлбю. Опоенная стража сопит в забытьи за недопитыми бокалами эля. Ключ плавно проворачивается в замке. Они с Сумаэль невидимками сходят с корабля — цепи обмотаны тряпками. Пробираются вверх по темным, крутым, так хорошо знакомым проулкам Торлбю: башмаки печатают след в снеговой каше, белая наледь нависает на крышах. Он улыбнулся и нарисовал перед собой лицо матери в тот миг, когда они встретятся вновь. И улыбнулся шире, рисуя лицо Одема, за миг до того, как Ярви всадит кинжал ему в брюхо…

Ярви ударил ножом, полоснул, ударил снова, руки стали скользкими от теплой крови изменника, а дядя визжал, как недорезанная свинья.

— Истинный государь Гетланда! — пронесся крик, все зашумели, и никто не рукоплескал громче Гром-гиль-Горма, который бил в громадные ладоши с каждым присвистом лезвия, и матери Скейр, которая от радости заверещала вприскочку и превратилась в облако хлопающих крыльями голубей.

Присвист лезвия обернулся причмокиванием, и Ярви поднял глаза на брата, белого и холодного на каменной плите. Над его лицом склонилась Исриун и целовала, целовала.

Сквозь пелену своих волос она улыбнулась, заметив Ярви. Той самой улыбкой.

— Я надеюсь, после победы вы поцелуете меня как следует.

Одем приподнялся на локтях.

— Сколько ты собираешься тянуть?

— Убей его, — произнесла мать. — Хоть кто-то из нас должен быть мужчиной.

— Я мужчина! — зарычал Ярви, коля и коля кинжалом, от напряжения начало сводить руки. — Если только не… полмужчины?

Хурик удивленно приподнял бровь.

— Не слишком ли много?

Нож в руке сделался скользким, и голуби мешали ужасно — все птицы как одна глазели на него, глазели, и посередине их — бронзовоперый орел с посланием от праматери Вексен.

— Ты уже решил вступить в Общину служителей? — проклекотал посланник.

— Я — король! — огрызнулся он и, сгорая от стыда, поскорее спрятал свою бесполезную, скоморошью руку за спину.

— Король восседает между богами и людьми, — сказал Кеймдаль. Из перерезанного горла сочилась кровь.

— Король восседает в одиночестве, — сказал сидящий на Черном престоле отец, подаваясь вперед. Его раны, прежде омытые и сухие, роняли комки и ошметки плоти, склизкая кровь пачкала пол Зала Богов.

Вопли Одема превратились в смешки.

— Из вас получился бы превосходный шут.

— Пошел к черту! — прорычал Ярви, пытаясь бить сильнее, но нож настолько отяжелел, что он с трудом его поднимал.

— Что вы делаете? — спросила мать Гундринг. Голос ее звучал испуганно.

— Заткнись, сука, — бросил Одем, а потом ухватил Ярви за шею и крепко сжал…

Ярви пришел в себя от того, что его встряхнули с неимоверной силой — и увидел руки Тригга на своем горле.

Кругом жестокие усмешки, в свете факелов блестели зубы. Он сдавленно хрипел, изворачивался, но точно муха, влетевшая в мед, был совершенно бессилен освободиться.

— Надо было тебе соглашаться, малой.

— Что вы делаете? — снова спросила Сумаэль. До этой минуты она никогда не говорила испуганным тоном. Но никакой испуг в ее голосе и рядом не стоял с ужасом Ярви.

— Я тебе велел заткнуться! — рявкнул ей в лицо один из стражников. — А не то отправишься с ним!

Девушка съежилась и залезла обратно под одеяла. Она лучше других знала, что и когда надо делать. Пожалуй, в итоге от друга было бы больше толку, чем от сообщника, но сейчас уже поздновато обзаводиться друзьями.

— Я же тебе сказал, что и ушлые, и глупые ребятишки тонут, в общем-то, одинаково. — Тригг всунул ключ в замок и отомкнул его цепь. Свобода, но он рисовал в уме совсем другие картинки. — Давай-ка мы тебя бросим в воду и поглядим, правда ли это.

И Тригг потащил Ярви по палубе как цыпленка, ощипанного и готового к варке. Мимо гребцов, спящих на банках — все же кое-кто из них, со своих облыселых шкур, наблюдал за расправой. Но никто и не встрепенулся, чтобы его спасти. С какой стати? И что они могли сделать?

Ярви колотил каблуками палубу — без малейшего прока. Ярви пихался, пытаясь отцепиться от Тригга, но обе руки, как больная, так и здоровая, оказались одинаково бесполезны. Наверно, сейчас следовало грозить, улещивать, выторговывать спасение, но в его задохшихся легких хватало воздуха только на приглушенный, слюнявый хрип, будто он пускал ветры.

Так вот ему и показали наглядно, что мирные умения служителя годятся далеко не всегда.

— Мы с ребятами делаем ставки, — сказал Тригг, — сколько ты продержишься на воде.

Ярви щипал Тригга за руку, ногтями царапал плечо, но надсмотрщику не было до этого дела. На краю слезящегося глаза промелькнуло, как Сумаэль встает, стряхивая с себя одеяла. Когда Тригг отомкнул цепь Ярви, он выпустил и ее.

Но от нее не приходилось ждать помощи. Не стоило ждать помощи ни от кого.