Джо Аберкромби - Море Осколков: Полкороля. Полмира. Полвойны

Среди молодых учеников он засек девичий взгляд. Лет тринадцать, похоже, — глаза горят, черные волосы развеваются вокруг острых скул. Пожалуй, надо сказать Хуннану спасибо, что не выбрал ее для его избиения. Может, следующее унижение таким и будет.

Мастер оружия насмешливо покачал головой и отвернулся — и в Ярви вскипела злость, жгучая, как зимний горный поток. Пускай всю отцовскую силу унаследовал брат, зато он сполна впитал его лютую ярость.

— Устроим еще одну схватку? — отчеканил король тем, кто стоял на той стороне.

У Кеймдаля поползли брови вверх, а потом он пожал широченными плечами и поднял меч со щитом.

— Как прикажете.

— Таков мой приказ.

Среди мужчин постарше пробежал ропоток, и еще суровее насупился Хуннан. Им что, надо и дальше терпеть этот постыдный балаган? Если позорится их король, то позор ложится на них самих, а с Ярви они не оберутся сраму до конца своих дней.

Дядя аккуратно взял его под руку.

— Государь, — мягко и вкрадчиво проворковал он. Он вечно такой мягкий и вкрадчивый, как ветерок в летний вечер. — Вероятно, вам не стоит перенапрягать силы…

— Разумеется, ты прав, — сказал Ярви. Глупец — раб своего гнева, как-то раз объяснила ему мать Гундринг. Для мудрого его гнев — оружие.

— Хурик. Становись за меня.

— Слушаюсь, государь, — громыхнул тот и не сходя с места просунул руку в сплетение ремней выпавшего щита. Ярви вручил ему учебное оружие. В громадном, заскорузлом кулачище Хурика меч смотрелся совсем игрушечным. Можно было расслышать тяжелую поступь, когда воин занимал место против Кеймдаля. Который вдруг опять стал обычным шестнадцатилетним подростком.

Хурик пригнулся в стойке, вминая башмаки в песок. Потом оскалил зубы и испустил боевой рык, глубокий, ритмичный, все громче и громче, пока от него, кажется, не заходила ходуном вся площадка. А Ярви увидел, как в глазах Кеймдаля растут сомнение и страх, именно так, как в его давнишней мечте.

— Начали, — отдал команду он.

Эта схватка закончилась еще быстрее той, но никто в здравом уме не назвал бы ее милосердной.

Надо отдать Кеймдалю должное, он отважно прыгнул к противнику, но Хурик поймал на меч его взмах, деревянные клинки скрежетнули. Затем, вопреки своим огромным размерам, телохранитель с быстротой змеи сблизился рывком с противником и жестким пинком подсек Кеймдалю ноги. Падая, парень завыл, но лишь до тех пор, пока кромка щита Хурика с гулким звоном не врезалась ему чуть выше глаз — и сшибла его наземь, едва ли не бездыханного. Мрачно Хурик шагнул вперед, поставил башмак Кеймдалю на руку, ту, которая держала меч, и прижал ее каблуком. Кеймдаль застонал, половину искаженного гримасой лица облепил песок, на другой половине чертила полосы кровь с рассеченного лба.

Девушки могли поспорить, но Ярви счел, что сейчас молодой боец как никогда хорош собой.

И, сверкнув глазами, оглядел воинов тем взглядом, которым его мать смотрела на не угодившего ей раба. — Один в мою пользу. — И он перешагнул валяющийся меч Кеймдаля и гордо вышел с площадки, специально выбрав дорогу так, чтобы наставник Хуннан зашаркал, убираясь с пути.

— Неблагородно и мелочно, о государь, — сказал дядя Одем, подстраивая шаг. — Но не сказать, что не смешно.

— Рад был доставить повод для смеха, — буркнул Ярви.

— Более того, повод для гордости.

Ярви покосился на дядю, и тот посмотрел в ответ — спокойно и ровно. Он всегда такой спокойный и ровный, словно поле под свежим снегом.

— О славных победах слагают отличные песни, Ярви, но и бесславные победы не хуже, коль над ними чуток поработают барды. А вот славные поражения — поражения и только.

— На поле боя не бывает правил, — сказал Ярви, вспоминая, как слышал от отца нечто подобное — когда тому, пьяному, надоедало орать на собак.

— Вот именно. — Одем опустил на плечо Ярви сильную ладонь, и Ярви подумалось: какой счастливой могла бы стать его жизнь, будь его отцом дядя Одем. — У короля есть один долг — побеждать. Остальное — пыль.

— …Матерь Солнце и Отче Месяц, осияйте лучами злата и серебра союз Ярви, сына Лайтлин, с Исриун, дщерью Одема…

Статуи шести Высоких богов безжалостно взирали с высоты гранатовыми глазами. Над ними, в нишах вкруг купола сияли янтарные изваяния богов малых. Все они оценили Ярви по достоинству и наверняка признали столь же скверным выбором, каким себя считал и он сам.

Он подвернул высохшую кисть и попытался засунуть ее в рукав. Всяк в Зале Богов отлично знал, что у него там — на конце левой руки. Вернее, чего там не было.

И все равно он старался это скрывать.

— Матерь Море и Отче Твердь, даруйте им доброй погоды и доброго оружия…

В середине зала, на помосте, стоял Черный престол. Пережиток эльфийских времен, со дней до Сокрушения Божия — откованный в неизвестном горниле из цельного слитка черного металла, невероятно изящный и невероятно крепкий — и несчетные годы не оставили на нем ни единой царапины.

Сиденье королей, между богами и людьми. Куда уж — слишком высокое для того, чтобы на него сел такой червяк, как Ярви. Даже смотреть на него и то казалось недостойным.

Он-то готовился стать служителем. Отказаться, без долгих дум, иметь жену и детей. Поцеловать по завершении испытания праматерь Вексен в старческую щеку — таков, как он надеялся, будет предел его успеха у дам. А теперь ему суждено разделить свою жизнь, какая та ни есть, с едва знакомой девушкой.

Ладонь Исриун ткнулась как неживая, руки обоих замотали священной тканью в кургузый сверток. Они схватились друг за друга — связаны одной лентой, прижаты бок о бок родительской волей, скованы воедино высшим благом Гетланда — и все равно меж ними раскинулась непреодолимая пропасть.

— О, Тот, Кто Взращивает Семя, даруй им здравый приплод…

Ярви знал, о чем думают гости. Даруй не увечный приплод. Не однорукий приплод. Он мельком глянул на девушку — маленькую, хрупкую, белокурую — ту, кому полагалось стать женой его брата. Ей страшно и немного нехорошо. А кому было б легче на выданье силком за полмужчины?

Все это — лучшее из худшего. Всеми оплаканный праздник. Согласие по несчастью.

— О, Та, Кто Крепит Замки, храни и сберегай их очаг…

Наслаждался один Брюньольф Молитвопряд. Он уже раз выткал неохватно громоздкое святое благопожелание для Исриун, на помолвке с братом, а сейчас — пусть не к ее, но к своему большому восторгу — заполучил вторую попытку. Голос его бубнил, заклиная и Высоких, и Малых богов одарить их поля плодородием, наделить их рабов покорностью — так что призыв воздать их кишкам бесперебойность не удивил бы никого из собравшихся. Ярви сник под отцовской меховой накидкой, заранее ужасаясь грядущим размахом благословений Брюньольфа — на самой свадьбе.