Джо Аберкромби - Море Осколков: Полкороля. Полмира. Полвойны

— Атиль, — негромко ахнула она.

— Да. — И Ничто обратил безумную улыбку к Одему. — Удачно встретились, братец.

И стоило этому имени прозвучать, как до Ярви дошло, насколько эти двое мужчин похожи, и мороз пробрал его до кончиков пальцев.

Его дядя Атиль, чье несравненное умение до сих пор с восторгом поминали воины на боевых упражнениях. Чье тело утопленника так и не выбросили соленые воды. Чей курган так и высился пустым над бичуемыми ветром дюнами.

Дядя Атиль стоял за него все эти месяцы.

Дядя Атиль встал сейчас перед ним.

— Это расплата, — сказал Ничто. Сказал Атиль. И сделал шаг вперед с мечом в руке.

— В Зале Богов нельзя проливать кровь! — заголосила мать Гундринг.

Атиль лишь улыбнулся.

— О моя служительница, ничто не любо богам так, как кровь. Где же еще проливать ее, как не здесь?

— Убейте его! — заверещал Одем, всякое спокойствие в его голосе исчезло — вот только никто не бросился выполнять приказ. Никто не проронил даже слова. — Я — ваш король!

Но власть — вещица хрупкая. Медленно, осторожно, словно по воле единого разума, воины одновременно попятились и встали полукругом.

— На Черном престоле сидят в одиночку, — промолвил Атиль, зыркнув на пустое кресло на помосте.

У Одема задергались скулы, когда он обвел взглядом мрачные лица обступивших его: своей стражи и головорезов-наемников, матери Гундринг и Ярви, и, наконец, Атиля, столь схожее с его лицом, но пережившее двадцать лет нескончаемых ужасов. Он презрительно фыркнул и сплюнул под ноги брату на священные плиты.

— Значит, так тому и быть. — И Одем, в сердцах оттолкнув оруженосца, выхватил у него свой щит — золоченый, с искристыми драгоценными камнями по краю.

Ральф подал свой щит, но Ничто покачал головой.

— В свой черед пригодится и дерево, но теперь слово за сталью. — И взмахнул клинком — тем самым, обыкновенным, который пронес через просторы и глушь. Отточенная сталь просияла морозным блеском.

— Тебя долго не было, брат. — Одем поднял свой меч, выкованный для отца Ярви, с золотой рукоятью и навершием слоновой кости. По зеркально-гладкому клинку сбегали приносящие удачу руны. — Давай-ка обнимемся.

Он метнулся вперед с таким скорпионьим проворством, что Ярви успел только охнуть и отшатнуться назад, уклоняясь от стремительных движений дяди. Одем хлестнул мечом в выпаде, затем снова, вверх, вниз, с придыханием нанося удары, способные разрубить человека надвое. Но каким бы быстрым и смертоносным он ни был, брат был быстрее. Как дымок в бешеный шквал, Атиль порхал, крутился, изворачивался — и светлая сталь кромсала воздух, не наградив его ни одним поцелуем.

— А помнишь, как мы в последний раз попрощались? — спросил Атиль, оттанцовывая в сторону. — В бурю, на носу отцовского корабля? Как я насмехался над штормом, с верными братьями за спиной?

— Тебя никогда не заботило ничего, кроме своего смеха! — Одем снова напал, рубя слева и справа. Его охрана, стоя настороже, вовремя отступила. Но Атиль откатился невредим, даже не подняв меча.

— За это вы с Атриком и бросили меня в соленые волны? Или ему захотелось отнять мое первородство? Чтоб тебе потом отнять уже у него?

— Черный престол — мой! — Меч Одема превратился в сверкающую дугу над его головой. Но Атиль поймал его своим, и раздался оглушительный звон. Он ухватился за Одемов щит, и на миг дядья Ярви оказались сцеплены вместе, под скрежет клинков. А потом Атиль наклонил плечо и дернул щит кверху — окованный край треснул Одема в челюсть. Атиль крутанул другим плечом и отбросил Одема прочь — стукнув каблуками по камню, тот повалился на стоявших сзади бойцов.

Его оттолкнули, и Одем нырнул за щит, но Атиль просто стоял в центре круга.

— Но я не утонул, хоть мой пустой курган и высится над дюнами. Работорговцы подобрали меня в море и сделали бойцом в невольничьих ямах. И за все эти годы во тьме, на потеху пьяным от крови животным, я убил девяносто девять человек. — Атиль прислонил к уху палец и на мгновение опять превратился в Ничто. — Иногда я слышу их шепот. А ты слышишь их шепот, Одем?

— Ты спятил! — сплюнул кровавыми губами Одем.

Но Атиль лишь ухмыльнулся шире.

— А иначе-то как? За сотую победу мне посулили свободу, но обманули и продали снова. — Одем обходил его кругом, припав в охотничью стойку, щит поднят, от веса посеребренной кольчуги на лбу выступил пот. Атиль стоял прямо, ничуть не запыхавшись, меч вольготно покачивался в руке. — Я стал рабом-воином, потом рабом-гребцом, а потом… ничем. Дюжину горестных лет я простоял на коленях. Удобное место, чтобы как следует поразмыслить.

— Вот о чем поразмысли! — Одем, отплевываясь кровью, снова напал, вскинулся в ложном выпаде и со свистом рубанул под углом. Но Атиль размашисто отразил его меч, и взмах клинка обрушился на каменный пол, высекая искры. Зал Богов наполнило эхо, от которого раскалывались уши.

Одем выдохнул, оступился, сотрясенный силой удара, и Атиль шагнул вбок и с ужасающей точностью полоснул его по руке — над щитом, чуть выше инкрустированной гранатами кромки.

Одем взвыл, роскошный деревянный круг соскользнул с поникшей левой руки, и кровь уже закапала на него с обвислых пальцев. Король поднял на Атиля выпученные глаза. — Среди нас троих я был лучшим! Я должен был стать королем! В Атрике не было ничего, кроме жестокости, в тебе — ничего, кроме гордыни!

— Твоя правда. — Атиль посмурнел, бережно обтерев обе стороны меча об рукав. — И за это боги сурово меня наказали. Знал бы ты, Одем, какие они мне преподали уроки! А теперь они послали меня преподать кое-что и тебе. Боги возводят в короли не того, кто лучше. А того, кто родился первым. — Он кивнул на Ярви. — И наш племянник был прав по поводу одной вещи. Они не потерпят самозванца на Черном престоле.

Атиль показал зубы и громко прошипел:

— Он — мой.

Он прыгнул вперед, и Одем встретил его рычанием. Клинки схлестнулись — раз, другой, быстрее, чем Ярви мог уследить. Третий удар Атиль направил вскользь, понизу и зацепил ногу брата, когда тот отскакивал назад. Одем снова взревел. Морщась, он обхватил колено и не падал лишь потому, что опирался мечом, как клюкой.

— Перед тобой открывается Последняя дверь, — объявил Атиль.

Одем обрел равновесие, грудь тяжело вздымалась, и Ярви увидел, что серебристая кольчуга на бедре покраснела. Быстро текущая кровь проложила русло от сапога по стыкам между камнями пола.

— Я знаю. — Одем вскинул голову. Из уголка его глаза выкатилась слеза, оставив след на щеке. — Последняя дверь не запиралась за моим плечом все эти годы. — И, полувсхрапнув-полувсхлипнув, он со звоном отбросил меч в темноту. — С того самого дня, с того шторма.

Кровь заложила Ярви уши, когда Атиль высоко поднял меч. Лезвие отразило свет, и острый край клинка засиял холодом.