Артём Мичурин - Еда и патроны. Прежде, чем умереть

— Ничего, «Кедр» свой одолжишь.

От такого непристойного предложения лейтенант вспыхнул, как схваченная за жопу девица. Но казавшийся неминуемым скандал неожиданно предотвратил один из подранков:

— Без надобности нам автомат. Бог даст — доберёмся живыми, а нет — так тому и быть. Ступайте.

— Дело ваше, — пожал я плечами. — Все слышали последнюю волю героя? Выдвигаемся.

Глава 15

Мутант. Лет тридцать назад это слово заменяло собой целую уйму эпитетов, включая такие как: выродок, дегенерат, отброс, погань, мразь, урод. Я рос в Арзамасе, где, слыша «мутант» от лаца в свой адрес, не стоило и предполагать, что человек пытается указать на твои исключительные способности. Любое физиологическое отклонение от стандарта автоматически переводило в разряд отребья. Это могла быть и не мутация, а увечье, болезнь или родовая травма. Кому охота разбираться, гидроцефал ты, или чёртов мутант? И так ведь понятно, что твоё место в канаве. Но с той поры многое изменилось — в Арзамасе съели почти всех лацев; В Муроме нелюдь, которую прежде расстреляли бы со стены, утилизирует трупы местных ханжей; и всюду, куда доходя новости, слово «мутант» звучит всё более угрожающе. Из деклассированного элемента мы превращаемся в квазирасу. Среди нас нет русских, нет евреев, татар или мордвинов. У нас нет единой религии, нет культуры, нет истории. Кое у кого нет даже предков. Но мы имеем нечто большее, что объединяет нас, делает нечужими друг другу. Мы — не люди. И, как знать, возможно, скоро «человек» станет бранным словом. А ещё мы чуток склонны к патетике. Не все, конечно. Ладно, лично я склонен. И да, то, что мне знакома этимология этого термина, уже ставит меня выше большинства соплеменников, которые, говоря по правде, в большинстве своём — генетический мусор, едва способный связно изъясняться. Но ведь верхи и низы должны быть в любом обществе, социальную иерархию никто не отменял. И что плохого, если новые элиты встанут у руля возрождающегося государства? Прогресс требует лучшего, и это лучшее — мы! А братья-мутанты из родного Арзамаса... Я буду с теплотой вспоминать о них томными вечерами, куря сигару на балконе своего особняка.

— Скажи-ка, дружище, — обратился я к Павлову, немного подотстав вместе с ним от группы, — а капитан Репин, он тоже... из наших?

— Ты о генных модификациях?

— Я старался придать вопросу неформальности, но да.

— Все, кто родился в Легионе после двадцатого года, так или иначе, подверглись вмешательству в геном.

— И какого рода вмешательству? Старички ведь не такие, как мы.

— Нет, не такие. Насколько мне известно, ранние модификации носили, грубо говоря, общеукрепляющий характер. Улучшение иммунной и нервной систем, минимализация вероятности врождённых пороков, усиление органов чувств и так далее.

— Почти как люди, но немного лучше.

— Почти? — нахмурился лейтенант. — Мы и есть люди.

— Ты, правда, так думаешь?

— Разумеется! Что за странные вопросы? По-твоему, если дикую яблоню привить и окультурить, она перестанет быть яблоней?

Похоже, он без шуток считает себя человеком. Это отвратительно, нужно его спасать.

— Кто твои родители, Павлов?

— У меня их нет, ты сам знаешь.

— Но разве не у каждого человека есть родители? Мама и папа, не говоря уж о любимых бабулях, суровых дедах и прочей единокровной лабуде.

— Как видишь, не у каждого, — бросил он через губу.

— То есть, твоим предком был не человек. Как же ты можешь называть себя человеком?

— Меня соз... я сотворён из человеческих биоматериалов, с применением генной инженерии, — слегка раздражённо пояснил лейтенант. — Так понятно?

— У тебя глаза горят от тапетума. Я правильно назвал? Они отражают свет, и ты видишь ночью, не хуже чем днём. Скажи, из какого человеческого места был извлечён сей биоматериал.

— Это всего лишь глаза. Они не определяют, человек ты, или нет.

— А что определяет?

— Совокупность биологических признаков.

— Совокупность... Как интересно. А наш отче — человек? Думаю, по совокупности биологических признаков он более чем на половину хомо сапиенс. Тебе вот глаза под очками скрывать приходится, а Емельянушка долгие годы жил среди людей, не таясь, и не вызывал подозрений. Стало быть, человек он, не меньше нас с тобою. Слегка необычный, но у всех свои странности. Да и Сатурн — простой шестнадцатилетний парнишка с хорошим аппетитом. Ты же умный, Павлов. Ваши генетики не зря свой хлеб едят. Нахуя ты несёшь эту чушь про человечность? Тебе, в самом деле, охота быть среди неудачников?

— Считаешь себя представителем доминирующей формы жизни на Земле?

— Нас, я считаю нас доминирующей формой.

— Ты же утверждал, что мы совсем не похожи.

— Я передумал. Наше превосходство очевидно, а вместе с ним и родство. Человечество слишком давно остановилось в своём развитии, не будучи настолько совершенным, чтобы себе это позволить. Естественный отбор не работал тысячелетиями, евгенику заклеймили лженаукой, эксперименты с человеческой ДНК и клонирование объявили аморальными. Чёрт подери, эти идиоты спорили об этических аспектах эфтаназии и пересадки органов, а потом взяли и разъебали весь мир ракетами. Не мы, нас не было, когда они устроили Армагеддон. И вот теперь ты — представитель нового вида, рождённый не по случаю пьяного перепихона, а в результате грандиозного труда мощнейших умов — говоришь мне: «Я — человек». Можно ли придумать худшее оскорбление для твоих создателей? Неужели эта поебень и есть официальная идеология Железного Легиона? Да, конечно, с трибун можно кричать, мол, все мы братья, но я горячо надеюсь, что такое дерьмо не для внутреннего потребления. Ну же, — по-дружески пихнул я лейтенанта кулаком в плечо, — расскажи брату-сверхчеловеку об истинных планах Легиона на эту планетку с её примитивными аборигенами.

— Хочешь карьеру сделать?

— Почему нет? Я вижу в вас потенциал и не хочу упускать шанс занять достойное место в новом мироустройстве. Думаю, в Легионе для меня найдётся работа.

— Когда мы завершим миссию, ты будешь купаться в золоте. Зачем тебе работа?

— За годы ударной трудовой деятельности я понял одну простую вещь, которая, тем не менее, не каждому даётся — обрести богатство гораздо проще, чем удержать его. Какой толк в деньгах, если не можешь наслаждаться ими без оглядки? И чем больше денег, тем крепче должны быть тылы, иначе состояние весьма скоро меняет хозяина. Наше партнёрство станет взаимовыгодным, как ни погляди. Кроме того, я люблю свою работу.

— И как ты себе это представляешь? Что изменится? Будешь выполнять заказы, щеголяя лычками Легиона? — усмехнулся Павлов.

— Знаешь, меня трудно обидеть, но тебе сейчас почти удалось. Я остро чувствую недооценённость с твоей стороны, и это удручает. Неужели после всего, что мы пережили вместе, ты ещё сомневаешься в моих способностях к командованию? Нет-нет, я не прошу выделить мне мотострелковую роту, всё должно быть скромно и по-домашнему. С десяток отобранных лично мною бойцов, достойная, но без излишеств, материально-техническая база, разумный бюджет на текущие расходы, относительная свобода в плане решения поставленных задач — и я покажу Легиону, как нагнуть этот строптивый мир.