Артём Мичурин - Еда и патроны. Прежде, чем умереть

— Поумнее ничего придумать не мог? — фыркнула Ольга.

— Не любишь шутки про мамок? — забрал я свою ВСС.

— Почему никто не шутит про уродливых папаш?

— Наверное, это не так обидно. Откуда мне знать?

— А по-моему, всё дело в мужском шовинизме. Никогда не слышала шуток про мамку от женщин.

— Что ты привязалась? Он тебя вообще сукой обозвал. Лучше возьми Павлова и пригоните машину, нам ещё серебро грузить. Эй! Какого хрена?! — открыл я входную дверь и застукал Станислава сидящим верхом на Вениаминыче.

— Говори, падла! — держал он извивающегося старосту за уши и давил большим пальцем на его левый глаз. — Давай, ну! У тебя же охуенно богатая фантазия! Спиздани мне красиво!

— Стас-Стас, остановись, — поспешил я на выручку визжащей как свинья жертве допроса. — Он так откинется раньше времени.

— Отвали! — огрызнулся дознаватель-энтузиаст. — Ты ему колено отстрелил. Теперь моя очередь.

— Ладно. Как знаешь. Но если он сдохнет, сам будешь население обрабатывать.

Станислав довольно ощерился и продолжил с удвоенным рвением. Глазное яблоко под его пальцем сместилось к переносице, деформировалось и, в конце концов, лопнув, брызнуло как тухлое яйцо. Вениаминыч сорвал голос и теперь только хрипел, задыхаясь.

— Давай, — стёр Станислав ошмётки о его рубаху, — пой. Страсть как охота послушать, — достал он нож.

— Я скажу, — засипел староста. — Всё скажу, всю правду, богом клянусь.

— Смотри, шкура, почую враньё...

— Нет-нет, никогда. Я на вашей стороне, я...

— Враньё!

Нож пошёл в ход, и площадь вновь огласилась клокочущими хрипами.

— Ну всё, — махнул я Ольге с Павловым, — хватит глазеть, тут надолго, а работа сама себя не сделает.

Глава 17

Что нужно предпринять, дабы расположить к себе человека, расположить настолько, чтобы тот смог без стеснения и утайки рассказать о самом потаённом? Разумеется, его нужно пытать. Но просто это лишь на словах. Специалисты знают, насколько бывает тяжело выудить нужную информацию, особенно когда эта информация — единственное, что стоит между допрашиваемой особью и мрачным жнецом в чёрном балахоне. Да, рано или поздно говорить начинают все, но далеко не всегда можно позволить себе такую роскошь как неспешность. Первая ошибка новичка — обозначение своих целей допрашиваемому. Сделаете это, потребуете чего-то конкретного, и у вашего визави тут же появится собственная цель — продать свой товар подороже. Целеустремлённый человек — сильный противник в такой игре. Наличие цели порождает надежду, а уничтожить надежду — дело не быстрое. Нельзя примерять на себя роль покупателя, нужно быть продавцом, а информация не должна быть товаром, она — средство платежа. А что же тогда мы продаём? Смерть, конечно же. И, как перед любым хорошим продавцом, перед нами стоит задача внушить покупателю мысль, что без нашего товара ему никак не обойтись. О да, он должен влюбиться в наш товар, вожделеть его всеми фибрами души. Ничего, что вначале клиент шарахается и категорически отказывается платить, ведь мы монополисты на его рынке. Слишком сильно расхваливать не стоит, клиент сам должен придти к нужному решению, мы его лишь легонько подталкиваем, направляем. Нам как бы не очень-то и хотелось продавать, товар-то отменный, покупателя найдёт, и между делом расписываем его достоинства. Если всё делать с умом, вскоре клиент полезет в кошелёк. Но нет, рано брать плату, мы рассказали ещё не обо всех прелестях товара, да и цену пока не называли, а та, что предложена, нас совершенно не впечатляет. Покупатель наш, теперь осталось только раскрутить его на максимум. Пусть продолжает предлагать больше и больше, пока не вывернет все карманы, пока портки не скинет, пока не выдерет себе коронки изо рта, пока не отпишет нам дом, жену, детей и любимую канарейку. Только тогда мы готовы будем его осчастливить.

Не могу назвать Станислава новичком в нелёгком деле допроса, базовые навыки у него определённо имеются, но одна единственная ошибка свела все старания на нет. Более того, ещё вчера готовый дать расчёт этому жестокому миру, отчаявшийся и пропащий Вениаминыч так вцепился в свою всё менее и менее качественную жизнь, что теперь, казалось, даже начал получать удовольствие от процесса. Сердце у старосты оказалось на удивление крепким. Да, он выл, хрипел, исходил кровавыми соплями, блевал и ссался, но всё, что слетало с его языка, не имело ни малейшего отношения к интересующему нас делу. Если бы я был чуть менее скверного мнения о людях, как о биологическом виде в целом, то мог бы поклясться, что Вениаминыч над нами издевается. Когда в ответ на шестой сломанный палец он начал рассказывать о том, как подсматривал в бане за своей сестрой, я его почти зауважал. Хотя, возможно, сказались последствия шока, и он сам уже не соображал, что несёт. Станислав же всё больше уставал и бесился, плохо соизмерял прилагаемые силы и рисковал продать наш чудесный товар за бесценок.

— Дружище, — положил я руку на его поникшее плечо, — давай-ка я тебя сменю.

— Справлюсь, — огрызнулся Стас.

— Если решил его угробить, то конечно, ты движешься в верном направлении. Но если хочешь добиться действительно нужного результата — мои соболезнования, ты облажался.

— Да и хер с ним, забирай, — тяжело поднялся он с истерзанного Вениаминыча после непродолжительной внутренней борьбы.

— Привет, — опустился я на корточки рядом со старостой. — Пить хочешь?

Тот постарался сфокусировать на мне свой единственный глаз и чмокнул превращёнными в багровую кашу губами.

— Знаешь, — полил я сверху из фляги, — ты потратил почти всё наше время. Как ни грустно, но скоро нам придётся покинуть ваш милый городок. Поехали с нами, а?

Вениаминыч перестал облизывать остатки губ и замер.

— Да не переживай так, о здоровье твоём мы позаботимся. Лишнее отрежем, нужное забинтуем, вкатим промедола и будешь как новенький. У нас и пила, и лампа паяльная есть. Поехали. Кормить будем хорошо, обещаю. Да тебе много и не понадобится при новом-то весе. Килограммов сорок, думаю, — сложил я из пальцев рамку, отсекающую конечности Вениаминыча от его дородного торса. — Покатаешься в вещмешке, мир посмотришь. Да, кататься нам предстоит много, зацепок-то нет. А походная жизнь сурова. Трое злых мужиков в машине, холод, грязь. А иногда ведь так хочется теплоты и близости. Нет-нет, про Оленьку не думай, она не для того. Но вот ты, — ущипнул я Тараску за бочок, — ты мне по нраву. Да и с остальными подружишься. Станислав — он хоть и бешеный, но тоже не лишён чувств. А лейтенантик — тот вообще, такой душкой иногда бывает, ну ты его видел. Тебе и делать-то ничего не придётся, только о нужде вовремя сигнализировать. Не жизнь, а сказка. Соглашайся.