Артём Мичурин - Еда и патроны. Прежде, чем умереть

Ползти в заиндевевшей перемешанной с гниющей растительностью грязи — удовольствие сомнительное. Особенно, когда позади, в непосредственной близости от твоей жопы, с три десятка тех, кто жаждет её прострелить, едва завидев, чёртово бедро ноет, как сучка в казарме, а до леса ещё хуярить и хуярить. Чья-то шальная пуля зарылась в мой вещмешок. А может и не шальная. Сука! Ещё одна! Да пропади оно всё! Я выудил из подсумка последнюю РГО, выдернул чеку и швырнул дорогой гостинец назойливым Пензякам, после чего, пользуясь секундным замешательством и жиденькой дымовой завесой, что есть мочи, рванул к лесу.

Дерзкий план возымел успех. Если не считать ещё одной пули, чиркнувшей по левому плечу. Домчавшись до опушки, я нырнул в кусты, как охваченный пламенем ныряет в спасительный водоём, и прижался к первому же дереву, с трудом подавляя желание его расцеловать.

— А суки, паскуды, — не с первой попытки загнали озябшие пальцы новый магазин в горловину ВСС. — Сейчас вы у меня поползаете. Сейчас... — коснулась брови резиновая накладка ПСО, и угольник прицельной сетки быстро отыскал себе аппетитную голову. Через секунду та рассталась со значительной частью серого вещества и печально поникла. — Я вам устрою блядский тир, — вторая пуля легла под нижнюю челюсть следующей мишени, и кровяной фонтанчик весело забил сквозь пальцы агонизирующего мстителя. — Ебаный парк развлечений, — поймал я в оптику чей-то низкий лоб, — с фейерверками. Куда, мразь? Вы ещё кордебалет не видали, — зацелил я пах не к месту поднявшегося на ноги автоматчика, но представление прервал хлопнувший меня по больному плечу Павлов:

— Всё, уходим.

— Погоди.

— Это приказ.

— Зануда.

Вглубь леса мы отходили под таким шквалом свинца, что не стыдно будет внукам рассказать. Хотя, кого я обманываю, в последний раз мне было стыдно лет двадцать пять назад. Кажется, я тогда пытался запихать двенадцатый калибр в патронник шестнадцатого у всех на глазах.

— Доволен?! — грубо пихнул меня в плечо сучий Стас, и опять — падла! — в больное. Долго же он терпел, километра три прошли.

— Охуел?

— Из-за тебя, сволочь, мы машину потеряли, и человека! — преградил мне дорогу совестливый детоубийца.

— Ну, за человека мне мозги не еби, Ветерок тебе никогда не нравился, а за машину — мои глубочайшие извинения.

— Жаль, — подключился к товарищескому суду лейтенант, — что на твоих извинениях мы далеко не уедем.

— Увы, — признал я его правоту. — Слушайте, мне действительно неловко за произошедшее. Да, я налажал. Да, было бы лучше, если б я вас послушал и не лез на рожон. Прошу прощения. Но теперь-то вы от меня чего хотите? Дело сделано. Нужно оставить прошлое позади и двигаться дальше.

— Я с тебя просто хуею, — злобно усмехнулся Станислав. — Куда — блядь! — двигаться?! Мы посреди леса, без воды, без еды, и патронов с гулькин хер!

— К чему так нагнетать? Мысли позитивнее. Ты всё ещё можешь двигаться — уже хорошо! Кроме того, нам точно известен наш следующий пункт назначения — Сызрань. Так что подберите нюни, и пиздуйте!

— До неё двести тридцать километров!

— Н-н-дааа. Значит попиздуем вдоль трассы. Авось, что-нибудь подвернётся.

— Патруль пензенский нам подвернётся!

— Есть идеи получше?!

— Какой же ты мудак.

— Используй свою злобу во благо, Станислав, черпай в ней силы для дальнейшего пути. Ну всё, с лирикой закончили? Тогда вперёд! И дайте бинт кто-нибудь.

Глава 36

Хорошо на свежем воздухе. Здорово так вот морозным утречком пройтись по хрустящему ледяной коркой подлеску, вдохнуть благоухание погрузившейся в сон природы, неосквернённое смрадными выхлопами двигателя. Ступаешь своими ногами по земле и чувствуешь себя частью этой изувеченной, но всё ещё прекрасной планеты. Сидя в жестяной коробке, такого не ощутить, не услышать перестук дятла высоко в кронах, не порадоваться белочке на ветвях, не разглядеть звериных следов рядом с рифлёными отпечатками подошв боевого товарища. Разве можно сравнить пошлый комфорт рукотворного мирка с этой восхитительной общностью всего живого?

— Вон он! — возбуждённо прошептал лейтенант, тыча пальцем в шевелящиеся метрах в сорока кусты, и, кажется, облизнулся.

— Сам вижу, — поднял я ВСС.

— За ухо стреляй.

— Схера ли за ухо? В сердце надо, — подвёл я угольник прицельной сетки к точке чуть выше локтя здоровенного секача. — Во-о-от, родной, — аккуратно выбрал я спуск, но не успела ВСС разродиться победным шипением, как наш предполагаемый кормилец сорвался с места и, визжа, улетел в чащу.

— Чёрт! — вскочил Павлов и вскинул винтовку.

— Не стреляй! Спятил?

— Чёрт, — повторил он сокрушённо. — Чёрт-чёрт-чёрт! Хоть задел его?

— В живот попал, кажется.

— Пойдём по следу.

— А смысл? Эту скотину простреленные кишки быстро не убьют. Упиздует далеко.

— Проебали? — внёс подошедший Станислав свою лепту в общую нервозность неуместным вопросом, и тут же дал на него ответ: — Проебали. Охотник, блядь.

— Ну, — развёл я руками, — кабанов мне никто никогда не заказывал.

— Как можно было промазать по такой туше?

— Думаешь, я нарочно?

— С тебя станется.

— Я не настолько сильно вас ненавижу, чтобы заодно подохнуть с голоду.

— И чего жрать теперь?

— Корешков себе накопай, червей каких-нибудь, — повесил я ВСС на плечо и двинул назад, к стоянке.

— Червей, значит?

— Да, они питательные. Или говна поешь, дело твоё.

— Чего сказал? — раздалось у меня за спиной.

— Чего слышал.

— Хочу напомнить...

— Да похуй, — повернулся я к вставшему в позу Станиславу. — Понял? Мне похуй, что ты там хочешь напомнить. И на твои неудовлетворённые потребности мне тоже срать с высокой колокольни. Заебал. Что-то не нравится, а? Так тебя никто не держит. Даже в спину стрелять не буду, давай, — махнул я рукой в сторону прекрасного далёко.

— Ух ты ж бля! — усмехнулся Стас злобно. — Из отряда меня выгоняешь? А не дохуя ли ты о себе возомнил? Не нравится, что я тебе косяки припоминаю? Те самые косяки, из-за которых мы в этой жопе оказались. Расстраиваю тебя этим? Ой, ну извини, -поклонился он картинно. — Только, знаешь, если тебе не нравится, что мне что-тоне нравится, так сам и уёбывай куда подальше!

— Ну всё, хватит! — вклинился между нами лейтенант. — Успокойтесь оба. Ваши перепалки делу не помогают. Мы двое суток без еды, все на нервах, но давайте держать себя в руках и не срываться почём зря.

— Ему это растолкуй, — кивнул на меня подонок. — Он без остановки нарывается.

— Можем решить всё здесь и сейчас, — принял я не брошенный вызов.

— Отставить, сказал! — прикрикнул лейтенант, и попытался развести нас, упершись каждому в грудь руками.

— Что, Станислав, — выглянул я из-за плеча незваного рефери, — нравится быть сучкой, которую то и дело спасают?