Семён Афанасьев - Не та профессия-2

Сейчас на руках у Хамзы были абсолютно недействительные бумаги (поскольку об имени девки в сутолоке забыли, а он сам просто чрезмерно расслабился).

Вдобавок к «пустым» бумагам, на руках у Хамзы была родственница Султана, роняющая капли крови на песок из разбитых губ и некстати приходящая в себя вот прямо сейчас.

А вот чего у Хамзы не было, так это каких-либо документальных свидетельств того, что он всё это проворачивает не по своей личной инициативе.

Судья легко отопрётся: мало ли, что за бумага? Не знаю не видел, не выдавал, не выписывал. Может, полусотник Хамза злонамеренно воспользовался излишней доверчивостью наивного судьи? И попросту стащил незаполненный бланк со стола, когда судья отлучался из кабинета зачем-либо?

Против родственницы Султана сам судья ничего не имеет; саму девку в глаза не видел; никаких незаконных приговоров лично ей не выносил. А пустой бланк что, он и есть пустой бланк. В нём что, где-то прописана родственница Султана?! Нет? Ну а какие вопросы к судье? Он понятия не имеет, кого там Хамза избивает, попирая закон, и насильно удерживает.

С жирного козла станется…

Наместник же и вовсе может сделать удивлённое лицо: какая такая девка? Какая родственница Султана? При чём тут я? Где-то есть бумаги, меня изобличающие?

Скандал поднимется знатный, и против Наместника, здесь и сейчас, Султан может просто не захотеть что-то затевать.

С судьи вообще взятки гладки.

А вот родне девки тому же Наместнику кого-то в качестве виновника надо будет предъявить. Она сама, конечно, может иметь собственное мнение; но она даже не видела, кто её по затылку двинул самый первый раз! Наместник тогда сидел за столом не один, и это мог быть любой из присутствовавших!

Оставались, конечно, возможности полноценного следствия по теме, со сбором показаний свидетелей… Но в эту сторону даже думать не хотелось.

Стоять на своём. Ни в чём не признаваться. Дай Аллах, получится отбояриться.

— Я всё могу объяснить, — решительно проговорил Хамза, тщательно подбирая слова.

Слава Всевышнему, рядом ещё не было никого из узкоглазых соплеменников девки…

— Заткнись, — снова бросил Хамзу в краску ветеран, хотя этого никто и не понял (в языке Пророка окружающие были не сильны).

Затем лысый сделал пару шагов вперёд.

А следующие слова здоровяка похоронили всякие надежды на благополучное завершение дня:

— Ұлы мәртебелi Ханшайым… (аналог «Ваше Высочество…»)

Долбаный здоровяк заговорил с девкой на той самой ветке туркана, которая была её родной. Причём сам Хамза хоть и понимал её без искажений (исключительно в силу образования и кругозора), но говорить на ней свободно не смог бы: что ни говори, это был другой язык, хоть где-то и родственный.

Видимо, знакомы лично.

Формула обращения была, разумеется, для столичного уха идиотской; но кто знает, как там у них в Степи полагается в таком случае говорить?

— Разбойники, — палец девки ткнул во всех стражников по очереди. — …такой суд, что всё равно что без суда… били все… судья… второй этаж… жирная тварь… Наместник…

— Возможно, не стоит горячиться, принимая на веру все слова женщины, — побледнев, попытался проявить твёрдость в беседе Хамза. — Требую слова…

Вместо ответа, незнакомец что-то проорал на всю улицу на пушту (ну понятно; если отсюда родом — общался же как-то до армии…); и стражники через секунду обнаружили себя в кругу хмурых мужчин, окружающих их явно с недобрыми намерениями.

А ведь достаточно пуштунам сказать, что столичные туркан хотят извести родственницу Султана на их пуштунской земле и свалить на них; и пашто даже Дворец Наместника приступом возьмут, с замиранием сердца подумал Хамза. Сам здоровяк рос тут; видимо, всех на улице знает с младенчества. Понятно, что «герой-ветеран» помощь у соседей получит всегда.

В отличие от Городской Стражи.

— Зовите стражу! — проорал на классическом туркане Хамза, с запозданием решивший действовать напролом. — Кто-нибудь, позовите стражу! Тюрки, вы слышите меня?!

Несмотря на более чем серьёзное положение, думать Хамза не переставал ни на мгновение.

После всего случившегося, живыми стражники однозначно были не нужны никому.

В первую очередь — самому сотнику: если этот лысый скот их сейчас тут перестреляет (либо переколет при помощи набежавших из квартала пашто, как баранов), то он тут же становится чем-то типа спасителя прекрасной ханши из лап бандитов, как в этих смешных сказках людей, живущих на западе.

А если он, по тупости, затеет разбирательство, то прибывшие срочно из столицы дознаватели автоматически ототрут парнягу от «своего» дела, пожав руку и выдав пару золотых (в которых он, скорее всего, не особо и нуждается).

Кроме сотника, живыми стражники не были нужны и Наместнику, по вполне понятным причинам: на мёртвых можно безболезненно свалить гораздо больше, чем на живых.

Судья в этом списке терялся в свете первых двух пунктов, но и ему было бы удобнее, не раскрой стражники больше рта вообще.

О самой девке и говорить не приходилось. У неё собственный счёт был ох как немал.

Узловатые руки заполонивших всё вокруг пуштунов уже снимали со стражи пояса, рвали из рук (либо прижимали к телу, не давая использовать) оружие, а одному из пятерых даже вцепились сзади в горло.

Терять было нечего.

Хамза несложным приёмом освободился на мгновение из рук двух представителей деревенщины; благо, между ним и сотником теперь находился живой щит из людей.

Отскочив к стене, Хамза усилием ввёл себя в состояние спокойствия, как бывало всегда при обращении к последнему рубежу:

— Всем лечь на землю! — одновременно с этими словами, он привычно сплёл пальцами вязь каста…

И ничего. «Огонь» не кастовался.

Этого не могло быть, но заклинание не работало. Такая привычная стихия, молниеносно отзываясь на его призыв, через долю мгновения куда-то пропадала, исчезала и гасла.

Третий. Пятый. Седьмой раз.

За следующие десять ударов сердца, Хамза поставил личный рекорд по скорости активации боевых плетений. Жаль только, что они не работали.

Местные, знавшие в нём мага, поначалу боязливо отпрянули от него в стороны. Но сейчас, видя его полнейшую беспомощность, пересмеивались между собой на своём уродском языке и, кажется, очень быстро теряли свой страх.

Твари. Все твари. Хамзе захотелось сесть на дорогу, обхватить колени руками и просто заплакать.

Сотник что-то насмешливо прокаркал старому пуштуну, который (кажется) руководил своими соплеменниками.