Алексей Сидоров - Эвакуация [litres]

– Да, мой хороший, с богом! – разрешил я.

Медведь сорвался с места и ворвался в толпу тварей, отрывая на ходу противникам руки и ноги.

– За ним! – бросил я, взбегая на ступеньку автобуса. Девушки уже были внутри.

ЛАЗ резко развернулся и, набирая скорость, помчался следом за медведем.

Прямо на монстров.

Медведь рычал, возвещая о нашем приближении.

– Давай теперь обратно! – скомандовал я мишке. – Боливар, надо уходить! Сейчас же!

Но медведь как раз сцепился с несколькими тварями, давая нам фору во времени. Мутант развернулся и коротко рыкнул. Это нельзя ни с чем перепутать – он «сказал», чтобы мы убирались.

«Спасибо тебе, мой хороший!» – мысленно поблагодарил я и добавил вслух:

– Уходим!!!

И в этот момент автобус сделал прыжок между мирами, а пространство позади нас взорвалось. Лопнуло, как воздушный шар.

Место и дата не определены

Яркий свет режет глаза. Я не понимаю, что происходит. Кажется, мы выжили там, в другом измерении. Четвертый энергоблок взорвался, уничтожив монстра, который решил вспороть ткань реальности, а заодно убил Макса. Парня, который вырос и стал неким подобием отца – убийцы с манией величия, жаждущего «с-силы и с-славы», как сказал бы Черный Монолит.

Вместе с ним все пространство, созданное Губой, так называемая Мертвая Припять, тоже исчезло. Схлопнулось. Как дыра во времени или портал.

Закрылось раз и навсегда.

«Но куда же тогда попал я? Неужели я тоже умер?»

Яркий свет проникал сквозь веки. С трудом открыл их, но поначалу никого не увидел – только неясные тени. Фигуры не в фокусе.

– Вот он, приходит в себя, – раздался знакомый голос. – По первости со всеми так бывает. Почти как там…

– Папа-а! – простонал я.

Сергей Андреевич помог сесть. Очень осторожно, будто я из хрусталя, а не из плоти и костей.

– Коля-я! – еще один знакомый голос.

Перед глазами появилось лицо матери.

Виктория Андреевна.

Но на вид ей столько же, сколько и мне. Как на той фотографии, которую хранил в кармане рубашки. Выцветшую, пожелтевшую. Но все те же черты – миловидная брюнетка лет тридцати с небесно-голубыми глазами.

– Мама! – выдохнул я, садясь на кресло. – Вы? Как?!

– Послушай, Коля, мы тут ненадолго! – пояснил отец.

– Да, ему не время еще! – поддакнул голос откуда-то сзади, и я увидел женщину с маленькой болонкой на руках. Собака посмотрела на меня недоверчиво и тихонько тявкнула.

– Не надо, Муся, не время сейчас! – сказала женщина.

И еще несколько голосов что-то забубнили.

Вокруг – пассажиры автобуса. Да и сам ЛАЗ отличался от того, что я встретил впервые в Зоне: целые стекла, новенькие сиденья, обтянутые дерматином. Никаких признаков пожара. Люди встревоженные, но в целом – улыбчивые. Потому что точно знают, где и зачем находятся?!

Тихонько заплакал. Я так рад увидеть отца с матерью, которые напоминали пару на старом фото, сделанном на юге, в одном из санаториев Анапы: молодые и улыбающиеся, стоят, прижавшись друг к другу. На заднем плане в песке копошится Катя – что-то строит, может, даже замок. А еще у мамы был животик, уже заметный тогда, – это я!

– Вы?.. – простонал я. – Вы живы?

Отец повернулся к матери. Та смущенно улыбнулась.

– Э-э, не совсем. Пока нет, – быстро ответил он. – Но мы рады, что ты нас всех выручил. Я бы даже сказал – спас! Мы застряли там, между мирами. Губа нас не отпускал. А теперь мы наконец-то свободны, благодаря тебе.

Из уст отца это звучало торжественно и пафосно, словно поздравление Герою Советского Союза лично от генерального секретаря ЦК КПСС. Папу буквально распирало от гордости за сына. Мать, напротив, выглядела печальной.

– Это ненадолго, Коля, – уточнила она. – Еще не время.

Понял, что мне надо сказать это сейчас, пока еще могу это сделать:

– Мама, прости меня! За все прости.

– Не понимаю, Коля, о чем ты?

– Я ведь тебя возненавидел за то, что ты… за то, что ты меня бросила, оставила одного.

– Я тебя не бросала, Коля. О чем ты?

– Но ведь дядя сказал, что ты… ну, повесилась, оставила им ребенка на воспитание, ну, то есть меня.

– Я знаю, что он тебе это сказал, но это неправда, поверь мне! Я тебя не бросила. Я бы просто не смогла. Если бы не… – Лицо ее погрустнело еще больше.

Мама не договорила, но я понял, что она имеет в виду смерть. Из-за болезни, как я и думал раньше. Какой именно – не хотелось уточнять.

Хотел просто обнять маму, поэтому бросился к ней на шею. Притянул к нам и отца.

И мы вместе тихонько плакали. Остальные пассажиры даже замолчали.

– Прости меня! Простите меня оба, простите за все! – Я обнял родителей и поцеловал каждого в щеки.

Отец еще худо-бедно держался, а мама, конечно, уже плакала вовсю.

– Это ты нас прости, родной! – шептала она. – Прости, пожалуйста! Мне надо было держаться, а я…

– Ты не виновата, ты ни в чем не виновата, – бормотал я. – Я люблю вас. Очень сильно! Всегда любил. Всегда.

– Очнись! – вдруг говорит отец, тормоша за плечо.

Не понимаю, что он хочет сказать, пока не прихожу в себя…

…и вижу перед глазами лицо Наташи. Та перевернула меня на спину. Света стало заметно меньше, да и автобус снова черный. Закопченный потолок, сгоревшие кресла, стекол нет – все как раньше.

– Пора на выход! – шепчет любимая. – Пора-а!

И они с Катей поднимают меня под руки и вытаскивают из автобуса. Успеваю заметить, как ЛАЗ начинает рябить, будто помехи в телесигнале, мигает и… исчезает.

– Спасибо тебе за все! – мысленно поблагодарил я средство передвижения между мирами. Что бы это ни была за сущность, похоже, она отслужила свое, закончила Миссию. Поэтому и исчезла вместе с тем миром, которому принадлежала чуть больше, чем нашему.

– Девочки, кхр! Вам не нужно меня касаться! Пожалуйста-а! – шептал я, но Катя с Наташей не слушали. Тащили на руках, пока не добрели до опушки. Там они соорудили носилки, осторожно переложив меня на них.

Я смотрел на звезды и улыбался. Казалось, что это – огни удаляющегося автобуса, совершившего последний и самый нужный рейс. Напоследок воображаемый ЛАЗ даже мигнул огнями, а потом исчез навсегда.

С чувством выполненного долга я закрыл глаза…

Похоже, мой рейс тоже был последним.

Чернобыльская зона отчуждения,

окрестности села Новошепеличи,

наши дни

Мне говорили, что родить ребенка нереально. Прогнозировали выкидыш, предлагали сделать аборт. Пугали, что ребенок, даже если и родится, будет недоразвитым. Ущербным. Или даже с мутациями. Учитывая, как погиб его отец.

Николая не стало ровно через три недели после того, как мы вернулись в наш мир. Мы с Катей доставили Сокола на Большую землю, переправили в Москву, в клинику, которая специализировалась на радиационных поражениях. Но даже там сразу сказали, что шансов нет. Слишком уж большую дозу «словил» он в другом измерении. Там же, в клинике, удивлялись, где пациент в принципе мог так пострадать, учитывая, что пока не было аварий на атомных электростанциях. С нами разговаривали сотрудники ФСБ, после чего оставили под наблюдением. Но даже находясь под слежкой, я смогла запутать следы, вырваться в клинику и попасть на свидание к Николаю.