Брайан Херберт - Охотники Дюны [litres]

– Я не баши Майлс Тег. Он мог пользоваться своей репутацией для тонких маневров в отношениях с недовольными, достигать компромисса, позволявшего избежать неприкрытого насилия. Но баши уже давно нет с нами, и, боюсь, что его умная тактика окажется бессильной в Армагеддоне с силами Врага. Насилие будет становиться все более и более необходимым.

Советницы не смогли найти адекватных контраргументов.

После той первой решительной битвы ударные силы Командующей Матери получили новое название – Валькирии.

Мурбелла хотела, чтобы валькирии овладели боевым искусством, открытым Джейнис в архивах – методы поединка мастеров меча Гинаца. Возродив старую систему тренировок и вооружив сестер навыками, какими не владел уже никто из живущих, Командующая Мать намеревалась воспитать бойцов, способных лучше других нейтрализовать окопавшихся и приготовившихся к обороне Досточтимых Матрон.

В данный момент отряды выполняли сложный маневр, в ходе которого они дрались с условным противником на суше, применяя систему развертывающейся звезды. С висящей в воздухе гравиплатформы зрелище это выглядело поистине впечатляющим – пять концов вращающихся лучей звезды обрушивались на противника, обращая его в беспорядочное бегство. Мурбелла называла это «хореографией рукопашного боя». Ей не терпелось испытать эту технику в реальной битве.

Подобно матери, Джейнис погрузилась в свое дело с головой. Она даже взяла имя отца и называла теперь себя лейтенантом Айдахо. Это имя нравилось и ей, Мурбелле. Мать и дочь обладали теперь устрашающей силой. Некоторые сестры шутили, что им теперь не нужна армия, так как для войны будет достаточно и этих двоих.

Мурбелла с большим удовлетворением наблюдала за учебным боем. Джейнис не скрывала своей гордости за великолепных бойцов.

– Я выставлю наших валькирий против любой армии, какую смогут собрать против нас Досточтимые Матроны.

– Да, Джейнис, и ты сделаешь это очень скоро. Для начала мы захватим Баззелл.

Муад'Диб действительно умел прозревать будущее, но надо понимать и ограниченность этой его способности. Вспомним о глазах. У вас есть глаза, но вы не способны видеть без света. Если вы находитесь в долине, то не видите, что творится за ее пределами. Муад'Диб не всегда мог пронзить своим могучим зрением таинственные области. Он говорит нам, что одно-единственное темное решение пророчества, быть может, выбор какого-то одного слова, его предпочтение другому, может в корне изменить вид будущего. Он говорит нам: «Видение времени широко, но по мере того, как вы проходите через него, время становится узкой дверью». Каждый раз он сопротивлялся выбору ясного и надежного курса, предупреждая: «Этот путь неизменно ведет к застою».

Планета Дан была буквально нашпигована лицеделами. Одного взгляда, брошенного Уксталем на местных жителей, обитателей селения близ разрушенного замка Атрейдесов, было достаточно, чтобы ощутить их присутствие. По коже поползли мурашки, но он не посмел выказать страх. Может быть, ему удастся бежать, спрятаться на каком-нибудь мысе или притвориться рыбаком или крестьянином.

Но если он только попытается это сделать, лицеделы выследят его и накажут. Он не может рисковать, навлекая на себя их гнев. Поэтому Уксталь беспрекословно следовал за ними.

Может быть, Хрон будет так доволен ребенком, бароном Харконненом, что в благодарность освободит Уксталя и позволит ему уйти. Да, отступник-тлейлаксу мог, конечно, предаваться и таким несбыточным надеждам…

Вместе с мальчиком его поместили на временное житье в гостиницу на окраине деревни. Мальчик-гхола жаловался, что ему хочется бросать камни в море и в лодки и бродить по рынку, где продавцы разделывали рыбу, но Уксталь не позволял ему этого, отделываясь всевозможными отговорками. Он продолжал держать непоседливого мальчика в холодной деревенской гостинице. Владимир принялся опустошать все шкафы и потайные места, какие только мог отыскать. Уксталь тем временем радовался мысли о том, что по крайней мере здесь нет Досточтимых Матрон.

В один прекрасный день на пороге комнаты Уксталя появился какой-то неприметный человек. Он выглядел как обычный сельский житель, но при одном взгляде на него по коже Уксталя побежали мурашки.

– Я пришел забрать гхола барона. Мы должны протестировать его.

Уксталь услышал странный звук, похожий на треск костей. Лицо рыбака превратилось в пустое, как у трупа, лицо Хрона, смотревшее на тлейлаксу черными глазницами.

– Д-да, – сказал Уксталь. – Мальчик развивается просто замечательно. Ему всего семь лет. Однако мне было бы полезно знать, для чего вы хотите его использовать. Очень полезно.

Владимир смотрел на Хрона с боязливым любопытством. Ему еще не приходилось видеть, как лицеделы превращаются в свое исходное безликое состояние.

– Вот это трюк. Вы можете научить меня так же изменять мое лицо?

– Нет, – ответил Хрон и обратился к тлейлаксу: – Когда я в самом начале попросил тебя вырастить этого гхола, я не знал, кто он. Когда же я это узнал, мне все же не было ясно, будет ли нам какой-то прок от барона Харконнена, но я подумал, что это вполне возможно. Теперь же я нашел одну прекрасную возможность. – Он взял мальчика за руку и повел его к выходу. – Жди нас здесь, Уксталь.

Маленький человечек остался один в скромной деревенской комнате, раздумывая о том, долго ли еще ему осталось жить. В другое время он насладился бы такой минутой покоя и отдохновения, но сейчас он был слишком сильно напуган. Что, если лицеделы обнаружат в гхола барона Харконнена какой-нибудь изъян? Зачем этот гхола нужен им здесь, на Дане? Отошлет ли Хрон его обратно, в логово Досточтимых Матрон, к Геллике? Лицеделы продержали его у Досточтимых Матрон несколько лет. Уксталь не знал, сколько он еще сможет выдержать. Он не мог поверить в то, что Геллика оставила бы его в живых, он был, напротив, уверен, что старая Ингва попробует поработить его сексуально. Он закрыл глаза и с трудом подавил рвущийся из горла стон. Сколько всего может случиться, если он опять попадет туда…

Чтобы успокоиться, он приступил к привычному ритуалу очищения. Встав рядом с открытым окном и глядя на океан, он погрузил белую одежду в чан с водой и посмотрел на свою голую грудь. Как же давно он в последний раз имел возможность совершить омовение, которого требовала его религия. За ним всегда следили, постоянно внушали ему робость и страх. Закончив омовение, Уксталь вышел на маленький деревянный балкон, откуда открывался вид на деревню, и приступил к медитации. Он мысленно молился, переставляя и комбинируя числа и знаки, ища истину в священных силуэтах.