Анни Кос - Нет места под звездами

- Господин Йонна, - голос Мейрам был равнодушен и холоден. - Вы находитесь в моих покоях, а потому прошу вас соблюдать правила приличия. Уверена, если вы пожелаете устроить беспорядок в подвалах этого дворца, никто вам слова не скажет. Но здесь не казематы, а потому лишний мусор, - она позволила себе крохотную паузу, - неуместен.

- И, говоря о мусоре, вы подразумеваете…?

- Разумеется, битый хрусталь, - усмехнулась она. - Я всего лишь слабая женщина, избалованная вниманием и заботой тех, кто много сильнее меня. Настолько, что совершенно отвыкла сталкиваться с неудобствами. К примеру, ходить я предпочитаю там, где чисто. Уверена, вы можете позволить себе наступить не только на этот бокал, - она кончиком туфли чуть прижала достаточно крупный кусок стекла, - но и на что-то посерьезнее. Чужую жизнь, к примеру, - осколок под ее ногой хрустнул и лопнул. - С каким звуком ломаются чужие жизни, господин глава тайной службы? С треском, скрежетом, стоном? А может беззвучно?

Сиф Йонна едва заметно нахмурился:

- Я вижу, вы в сегодня дурном настроении.

Мейрам подозвала служанку:

- Приберись тут. И принеси господину Йонне новый бокал.

Девушка тут же упорхнула, вернулась через мгновение с маленькой пушистой щеткой в руках. Не прошло и минуты, как на полу не осталось ни единой пылинки. Мейрам продолжила, как ни в чем ни бывало.

- Вы оторвали меня от чтения, заставили заскучать, а теперь вынуждаете повторить вопрос: зачем вы пришли?

- Хотел обрадовать вас, надеялся, смогу заставить вас улыбнуться хотя бы немного. И заодно передать послание.

Из-за отворота расшитой куртки Сиф Йонна вынул сложенный вчетверо лист бумаги и крохотную плоскую коробочку красного дерева. Встал, положил поближе к Мейрам.

- Что это? - она не притронулась к вещам.

- Ну же, посмотрите сами!

Мейрам выждала минуту, затем протянула руку, взяла коробочку, открыла - и замерла, как изваяние.

- Разумеется, письмо вы прочтете чуть позже, - Сиф Йонна, довольный ее реакцией, поднялся. - Думаю, мое присутствие тут более неуместно. Однако смею вас заверить - он чувствует себя отлично. Он здоров, весел, о нем хорошо заботятся. Вам не стоит волноваться. По крайней мере до тех пор, пока сиятельный на вашей стороне. Или вы на его? Простите, такая путаница.

Глава тайной службы глубоко поклонился и вышел из комнаты, а Мейрам все не могла оторвать взгляд от тонкой пряди светлых волос, перевязанных золотой нитью. Затем дрожащей рукой поставила коробочку на стол и раскрыла письмо. Строчки, написанный незнакомцем, прыгали и расплывались, никак не хотели складываться в слова. Подписи не было, ее заменил оттиск крохотной детской ладошки.

***

В том году празднование дня Махриган стало самым запоминающимся за последние десять лет. День, посвященный верности, привязанности и любви, пришелся на окончание второй осенней луны. С момента попытки переворота и последовавших за ней погромов и казней прошло совсем немного времени, но Дармсуд покорно склонил голову перед властью сиятельного, и позволил одеть себя в пышный, торжественный наряд.

Мейрам наблюдала за церемонией принесения даров, стоя в нескольких шагах от роскошного золотого трона, на котором восседал ее брат. На ступень ниже установили широкую, обитую бархатом и отделанную драгоценными камнями скамью - место, предназначенное для императрицы и наследника. Ребенку тяжело давалась долгая церемония принятия заверений в вечной покорности, любви и преданности, поэтому вскоре сиятельная госпожа передала хныкающее дитя на попечение служанок. К сожалению, покинуть свое место под тяжелым балдахином Арселия не могла.

Мейрам с легкой завистью и совершенно искренним восхищением наблюдала за супругой Сабира: та застыла с идеально ровной спиной, спокойная, уверенная в себе. Лицо ее озаряла улыбка, наполненная теплом и радушием, словно и не ей приходится сидеть неподвижно уже около трех часов.

У Мейрам нещадно болели ноги. Сводной сестре сиятельного императора, рожденной вне брака, да еще и принявшей родовое имя мужа, ни трона, ни скамейки, ни места под балдахином не полагалось. Несмотря на середину осени, погода стояла жаркая, на небе не было ни единого облачка, время близилось к полудню, и легкий ветерок совершенно не спасал от зноя.

Мейрам с затаенной тоской смотрела на бесконечную вереницу знати, ленивой змеей ползущей ко дворцу. Каждый из них был обязан преодолеть почти пятдесят широких мраморных ступеней, чтобы склониться перед сиятельной четой и прошептать положенную ритуалом фразу.

Первый час церемонии прошел относительно легко, второй тянулся уже дольше, третий превратился в изысканную пытку. От пестрых нарядов и блеска драгоценностей рябило в глазах, от одинаковых слов, повторенных сотни раз, шумело в голове, а человеческие эмоции - страх, восхищение, стыд - смешались в бессмысленную массу. Хотелось бросить все и уйти под своды здания, окунуться в тень и прохладу садов, а еще лучше - спрятаться в свои покои, задернуть занавеси и позволить себе несколько часов отдыха. Но, увы, дворцовый церемониал был безжалостен.

Единственное, что могла позволить себе сестра императора - погрузиться в свои мысли, полностью забыв об окружающих.

Последние недели выдались поистине безумными. Она с тоской вспоминала крохотную, бедную комнатку в нижнем городе, и обещание, данное Малкону: встретиться снова через четырнадцать дней. К сожалению, они были необходимы, чтобы сопроводить семью погибшего ювелира в безопасное место, обустроить их там и вернуться обратно.

Но что-то пошло не так. Сабир стал проявлять к делам сестры слишком пристальное внимание. Было ли это случайностью или к этому приложил руку вездесущий Сиф Йонна, Мейрам не знала. Император не отпускал ее от себя ни на шаг, везде и всюду требуя ее присутствия, окружив ее своими людьми и шпионами. Когда оговоренные две недели минули, Мейрам отчетливо поняла, что попытка встретиться с Малконом не приведет ни к чему, кроме трагедии.

Стать причиной смерти любимого человека она не хотела, а потому затаилась, честно играя отведенную роль.

Осень набирала обороты, близился праздник, заботы по его организации легли на плечи Мейрам, а потому ни секунды личного времени у нее не осталось. Надежда была только на одно: рано или поздно императора поглотят ежедневные дела и Мейрам получит больше свободы.

Дождется ли этого момента Малкон, оставалось тайной. Скорее всего, он был не волен распоряжаться собой, как и все, кто служит достойным правителям, а не самим себе. Дела на севере не стояли на месте, и шансов увидеться снова становилось все меньше. Думать о том, что та встреча может оказаться для них обоих единственной, Мейрам просто боялась.