Анни Кос - Нет места под звездами

Мушарафф совсем потерялся в направлениях, поворотах, узких переходах, где едва ли могли разминуться двое прохожих, и безликих калитках, что безропотно пропускали спешащих людей через задние дворы или хозяйственные постройки. Впрочем, сквозь зловоние бедных кварталов пробился резкий свежий запах, а уже совсем скоро беглецы вышли к реке. Небо на востоке начало медленно светлеть, и Малкон поспешил укрыться в покосившейся хибаре, окруженной со всех сторон лодками и сетями. Тут пахло рыбой, тиной, а земля была густо усеяна блеклой чешуей.

Рабовладелец последовал за проводником, однако внутри хибары его встретила совершенно неожиданная обстановка: строгий порядок, чистота и какая-то почти военная организованность. У дверей стояли дорожные сумки, набитые до предела, к ним были примотаны свернутые походные плащи. На лавке аккуратными стопками лежала одежда - бедная и потрепанная, но чистая и старательно зашитая. Мушарафф замер в нерешительности, наблюдая, как двое мужчин, одетых как простые рыбаки, проверяют снаряжение, более подходящее наемникам с севера или даже воинам городской стражи.

- Командир, мы готовы отправляться как только откроются водные ворота, - обратился один из них к Малкону. - Как доберемся до Кимши, оставим лодку там и выйдем на тракт. Каковы дальнейшие приказания?

- Дальше определите сами, уверен, о том, где будут войска Недоре, расскажет любой житель империи.

Он поднял с лавки стопку одежды и протянул ее Мушараффу:

- Пожалуйста, переоденьтесь. Вы должны выглядеть, как рыбак, иначе вас из города не вывезти.

- Куда вы меня отправляете? - работорговец только сейчас начал понимать, что Малкон - не обычный головорез, удачно поднявшийся к вершинам городского дна, или особо предприимчивый северный наемник, которому подвернулись два-три выгодных заказа.

- На север, - коротко пояснил темноволосый, сверкнув глазами. - Вас довезут до лагеря лорда Хальварда. Неловко вышло, но на неопределенное время вам придется стать там вынужденным гостем. Вреда вам никто не причинит, но и отпускать вас без присмотра, увы, слишком рискованно. Как только война закончится, вы вновь обретете свободу.

- Неловко - слабо сказано. Кто же вы такой?

- Вы и сами уже, верно, догадались, - теперь северянин улыбался абсолютно открыто.

Мушарафф не нашелся с ответом. Вместо этого пришлось переодеваться в чужую одежду, а его собственную тут же свернули и спрятали в одну из двух дорожных сумок. Малкон выглянул на улицу.

- Светает… Вам пора.

- Постойте! - вдруг встрепенулся рабовладелец. - Все так неожиданно произошло, что я едва не забыл о самом важном. Ваша просьба - я выполнил ее, отдал подарок, ту ленту. И даже получил ответ. Семикрылый ветер, да вы здорово меня обманули! Только теперь понимаю, что и кому передавал на самом деле! Но сейчас это уже не важно. Вот, - он порылся в сумке и достал оттуда конверт. - Это от нее, от вашей возлюбленной. Там записано, как найти одного человека, о котором вы и не знаете, однако… Прочтите сами, когда я уеду, - торопливо добавил он. - Я перевел это письмо на всеобщий, но уверяю, что не изменил смысла ни единым словом.

- Благодарю, - голос у Малкона стал глухим от волнения.

- Стихии видят, как все перепуталось теперь. Если люди Сифа Йонны пришли за мной, то боюсь, и над головой императрицы сгустились черные тучи. Если с ней что-то случится из-за меня, я не прощу себе этого. Это ведь только благодаря ей ваша весточка добралась до адресата.

- Сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь ей. Позволите дать вам совет?

- Приму с благодарностью.

- Попросите помощи лорда Хальварда. Мне трудно обещать вам что-то, но герцог Недоре очень могущественен, а сердцу его чужда бессмысленная жестокость, уверен, он сможет помочь императрице, если захочет.

- Выбора у меня все равно нет. Так что даже жалкая попытка - это лучше, чем ничего.

- Командир? - в дверях появился один из двух сопровождающих. - Дали сигнал.

- Храни вас семикрылый ветер, да будут стихии милостивы к вам, - Малкон поклонился Мушараффу.

- И вы берегите себя, добрый друг.

Уснуть Арселия так и не смогла ни в эту ночь, ни даже на следующую. Едва она смыкала веки, как в памяти оживали холодные прикосновения чужих рук, словно вживую чувствовала она дыхание Йонны, смешанное с запахом сырой земли, ощущала привкус железа во рту - губы, искусанные в волнении, кровоточили.

С жуткой отчетливостью императрица понимала: если принять предложение Сифа, то она станет его заложницей уже окончательно. Такого ей не простят никогда. Но даже, если случится невероятное, и глава тайной службы оставит ее в покое, получив от ее тела все, что может пожелать охваченный похотью мужчина, как смыть с себя грязь измены? Как протянуть руку сыну, зная, что этими же руками она касалась тела убийцы и насильника? Разве осмелится она поднять глаза и взглянуть на мужа после такого?

Сабир никогда не обещал ей своей любви, а тем более - верности. На его ложе за годы брака восходили многие признанные красавицы гарема. Император получал от них все, что хотел, использовал так, как ему было угодно, порой вознаграждая мимолетных любовниц, но чаще - забывая о них сразу, как только его страсть находила удовлетворение. Арселия знала наверняка - ни одна из этих женщин не значила для сиятельного ровным счетом ничего.

Но ей измену с другим мужчиной Сабир не простит. В лучшем случае - предаст смерти, а в худшем - гнев его падет и на Адиля. Так стоит ли рисковать жизнью сына и продлевать свою агонию, добавляя в нее насилие? Другим словом назвать то, что хотел получить Сиф Йонна, она не могла.

Да и, если рассуждать непредвзято, с чего бы Сифу вообще выполнять свои обещания? Какой ему смысл сохранять жизнь Сааду, а тем более господину бен Рушди, если в его руках окажутся императрица и наследник?

Несколько раз за эти два дня к ней приходила Мейрам, хотела узнать, что происходит, возможно, утешить, поддержать. Арселия не позволила ей ступить даже на порог - рассказать о том, что луч надежды, едва осветивший ее жизнь, вот-вот погаснет, было выше человеческих сил.

Срок, поставленный главой тайной службы, истекал на третий день, и Арселия решилась. Ей пришлось выбирать между жизнью и благополучием своего сына и судьбами других людей, в том числе - малыша Саада. Жестокий выбор, в котором каждое решение было ошибочным.

Из зеркала на Арселию взглянула уставшая женщина, словно разом постаревшая на десяток лет: красные от слез глаза, побледневшие губы, даже кожа, обычно отливающая цветом золотистой бронзы, казалась сейчас серой. Однако сил на то, чтобы привести себя в порядок, у сиятельной не было, хорошо бы просто выдержать предстоящее объяснение, а не упасть без чувств.