Михаил Шуваев - По ту сторону пространства [СИ]

— Но ведь в Америке… — попытался что-то возразить Алексей.

— Да плюньте вы на Америку! Далась она вам. Если уж на то пошло, то американцы вас действительно сильно боятся, и в этом виноваты вы сами. Ну да бог с ними! Не надо на них смотреть — гнусности, лицемерия и лжи там не меньше, чем у вас. Что ваша, что их история — это сплошная борьба за власть, за возможность управлять большинством в целях удовлетворения амбиций и психозов меньшинства. А в центре всего Маммона! Кстати, ваш… наш… неважно, исторический персонаж по имени Иисус Христос говорил очень правильные речи по этому поводу. Как ни странно, его сподвижники записали эти мысли, не сильно исковеркав. Но был и еще один мудрейший человек в вашей истории — Макьявелли. Он с предельным откровением писал о том, что я вам сейчас наговорил. Ничто не ново под Луной!

— Это Экклезиаст… — машинально откомментировал всезнайка Пантелей.

— Что? — не сразу понял увлекшийся Сифферт. — Ах да, верно, Экклезиаст. Один из редких незлобивых персонажей вашего Ветхого Завета…

Алексей промолчал, потом спросил:

— И что с нами будет?

— У меня нет машины времени, — пожал плечами Сифферт. — Но пока все дело идет к неприятной для вас развязке. Ваш мир пришел в непонятное движение. Большинство государств Старого света стремительно теряют свои национальные очертания в мутных потоках мигрантской темной крови. Арабская волна захлестнула Европу, азиатская и кавказская — Россию, желтая — Сибирь. Великий Повар невообразимой кухни уже поставил на огонь котел со всеми нациями и этносами и начал вселенское вращение, методично подсыпая в этострашное варево одному ему известные зелья. С недавних пор эта дьявольская свистопляска стала ускоряться. Гигантский черпак Повара вращается в котле все стремительнее. А «Plat du jour» у него, полагаю, получится смуглым, наглым субъектом без принципов и совести с луженой глоткой, сильными челюстями и с мозгами настроенными только и исключительно на прагматизм, понимай крайний эгоцентризм. Макропроцессами на Земле управляете не вы, не ваши президенты, премьеры и короли, им дано право решать только локальные вопросы максимум на региональном уровне. Вся глобалистика вершится не на Земле и даже не в Солнечной системе. Вы, Алексей Иванович, можете подумать, что это боги. Что ж, отчасти это так… отчасти. В том смысле, что могущество и цели поваров даже нам, далимам, совершенно непонятны. Пока. Я считаю, что над Землей проводится либо какой-то эксперимент, либо вы та культура, в химическом смысле слова, которую выращивают в пробирке для конкретного целевого использования. Может быть вы — прививка, вакцина для других цивилизаций, или наоборот — социокатализатор. Кто знает? Мы, к сожалению, можем только предполагать. Вы посмотрите: ваш мир накрывает сумрачная и грязная волна религиозного мракобесия и обскурантизма, в тени которой и притаились все шутки и фокусы дьявола. Это еще ваш Мишель Нострадамус предсказывал в своих центуриях…

Все уставились на Пантелея, продекламировавшего несколько катренов Нострадамуса, но тот, как ни в чем ни бывало, потянулся в кресле и с удовольствием хрустнул суставами. После секундной паузы Сифферт продолжил:

— Думаю, что выбора у вас нет. Сожалею. Да. К тому же мы не считаем себя вправе, да и возможностей таких нет, вмешиваться в ваши планетарные дела, которые, похоже, имеют намного более широкое звучание. Кроме того, без решения более глобальных и серьезных дел, воздействие на Землю не может быть эффективным… Если вообще возможно. Ладно, Алексей Иванович, давайте отбросим политику и возможные концы света и поговорим о наших с вами делах.

— Ничего себе «отбросим»! — с трудом проговорил Алексей, на которого речь Сухова произвела шокирующее впечатление.

— Это лишь наши, то есть мои предположения. Ничего больше я вам сказать не могу. Это прогноз. А прогнозы, знаете, как у вас говорят — бабушка надвое сказала…

— Хорошо, вернемся к нашим проблемам, — пересилив себя, согласился Ненароков. — Знаете, что меня смущает, Евгений Петрович? То, что, сейчас нет поставленных задач, а те, что были, как-то неожиданно были решены… Решены так, что получается, что ни мы, сабспейсеры, ни силариане, ни эти апостолы могли не вмешиваться в разворачивающиеся события. Вы завершили эксперимент и «уволили» коллекционеров, — Алексей помолчал. — Еще Порфирий Емельянович, царствие ему небесное, почему-то вспомнился и несчастная бабка на площади Индиры Ганди.

— Кто-кто? — сразу не понял Сифферт и заглянул в глаза Ненарокову. — А-а-а, понял! Коронт-оператор?

Алексей кивнул головой. Далим развел руками.

— Ну-у-у, Алексей Иванович, как говорится, «Нервы свои завяжи в узду, придя на работу, не ахай. Выполнил план — посылай всех…» ну и так далее. Нервы, нервы и еще раз нервы! Беречь себя надо, Алексей Иванович, спать, опять же, пораньше ложиться. Жалко Оператора, достойный был че… коронт. Но что поделаешь… Не расстраивайтесь, он был воин и погиб, как воин. Другой смерти он для себя и не мыслил. Правда, Алексей Иванович. А что за бабка?

— Да ладно, это так… К делу не имеет отношения.

От Сухова-Сифферта, который всего несколько минут назад говорил такие жестокие вещи, вдруг пахнуло теплом, добротой и сочувствием, и Леша интуитивно, на рефлекторно-подсознательном уровне понял, что перед ним совсем не враг, а друг. Это выглядело невозможно, невероятно, но…

— Да что там… я вот человека убил, хоть он и был уже зомби… там, в лесу на Зее, когда мы с Лу из подземелья выбрались.

Ненароков почувствовал острую необходимость высказаться, рассказать этому почти незнакомому человеку, или кто он там, все те переживания, которые ему довелось испытать за последний месяц. И он заговорил. Сначала немного путано и часто сбиваясь, но постепенно успокаиваясь и обретая равновесие и уверенность.

Сифферт его не перебивал и молча слушал. Пару раз он отходил к столику и освежал стаканы с виски. Через полчаса Леша выдохся и замолчал. Далим выждал несколько минут, потом слегка отодвинул занавеску и всмотрелся в заснеженный ландшафт снаружи. При полном безветрии, в свете переливающихся огоньков садовых фонарей, последние, медленно падающие снежинки заканчивающегося снегопада, лишь подчеркивали недвижимость и безмолвие морозного пейзажа.