Айя Сафина - Падальщики. Непогасшая надежда

Калеб думает, что мы смогли оторваться от них. Но я знаю, что это не так. Калеб продолжал тащить меня вперед, он не думал ни о чем, кроме спасения. Но когда я почувствовала, что зараженные отстали, я обернулась.

Их было трое, они остановились и смотрели нам вслед, не отрываясь. А потом просто побежали по другому коридору. Вот так легко и просто они поменяли направление! Они учуяли запахи других людей поблизости, скажете вы. Я тоже пыталась убедить себя в этом. Но не смогла.

Мы продолжали бежать, пока не оказались в хозяйственных блоках со злополучными канистрами. Едва мы врезались в спины отстреливающихся солдат, прогремел взрыв роковой гранаты, которая оставила нас калеками. Я помню, с какой силой отбросило Калеба – взрывная волна настигла меня через секунду. И эта секунда показала мне чертову ложку, от которой я плохо сплю по ночам.

В ту секунду я увидела тех троих зараженных, гонящихся за нами всего минуту назад. Они выбежали из противоположного коридора, и тогда острая мысль, как яркая вспышка, озарила мой мозг.

Они не отстали. Они срезали путь!

Потом все померкло.

Прошло немало времени, прежде чем я смогла вспомнить все, что произошло во время взрыва. Включая ту роковую секунду. И с тех пор я уже восемь лет пытаюсь найти тому разумное объяснение. Но каждый раз мозг все равно приходит к ложке. Они срезали. А значит, они знали план базы. Откуда?

Может, они видели план эвакуации на стенах? Но маловероятно, что кучка зараженных вдруг остановятся перед картинкой на стене и будут судорожно запоминать ходы. Тогда, может, кто-то из них раньше был одним из сотрудников базы? Возможно ли, что вирус способен активировать какие-то доли мозга, например, отвечающие за память, для более успешной охоты?

Но если я допускаю, что зараженные способны вспомнить план базы, почему они не могут вспомнить себя? Или что-то из своих жизней? Скорее всего, сильнейший голод играет роль мощного стимула, и тогда вирус активирует часть воспоминаний, которые помогут поймать добычу. Но что-то тут не вяжется.

Мы знаем, что в условиях отсутствия пропитания, вирус просто вырубает мозг и вводит организм в спячку. Зачем ему в буквальном смысле рисковать собой, возвращая зараженному воспоминания? И тогда я пришла к догадке, которая еще сильнее убедила меня в ложке. Что если воспоминания активирует сам зараженный? Не значит ли это, что его воля оказывается сильнее влияния вируса?

Если бы я могла это доказать, мы бы открыли совершенно иную главу нашей истории под названием «Борьба с вирусом», вместо той главы, которой мы живем сегодня – «Выживание».

Ребята полагают, что я строю планы с Полковником по наведению еще большего страха среди населения. Им проще видеть врага по эту сторону стены, чем того, что прячется снаружи. За последние несколько лет стычки с зараженными происходили все реже, и мне кажется, что мы начали терять почву под ногами, перестали ощущать горькую реальность, а потому и система ориентиров сместилась: мы стали искать врагов среди своих, размышлять над тем, как бы найти свое место на карьерной лестнице внутри базы, совершенно забыв о том, что угроза вируса продолжает нависать, как тяжелые тучи после длительного периода засухи.

Все гораздо проще. Нет никаких союзов между мной и Генералитетом. Нет никакого сговора. Даже нет попыток занять кресло Полковника. Есть только бесконечный страх перед беспросветным будущим, который сносит меня, как ураган, с протоптанной дорожки солдата.

Но все же Полковник чертовски прав насчет меня. Я – борец. Я – мечтатель. Просто мне претит сама мысль о том, что вся эта тюрьма вокруг нас: бетонные стены, стальные двери, арматурные укрепления, холодные слабо освещенные коридоры, похожие на бесконечные туннели в ад – и есть наше будущее. Я хочу вернуться на поверхность. Хочу снова оказаться живой. Хочу завоевать еще один шанс на жизнь, полную свободы и удовольствия. Обещаю, теперь я его не профукаю! Я буду трепетно относиться к природе и ухаживать за своим домом. Мне бы только найти способ, как отвоевать этот шанс.

– Тебе родители рассказывали про жизнь до Вспышки? – спросила я.

Калеб кивает.

– Да, много чего.

– Неужели, ты не хочешь все это вернуть?

Калеб молчит. Его брови нахмурились, а взгляд наполнился грустью.

– Наверное, – он медлит, подбирая слова, – я не хочу этого желать, потому что понимаю, что это маловероятно. Не вижу смысла лишний раз обманывать себя надеждами.

Я понимаю его. Он из тех людей, которые не хотят травмировать себя еще больше, потому что уже находятся на грани.

Я дотронулась до его протеза. Металлические пальцы сжали мою ладонь. Крепко. Прямо как в тот день, когда он тащил меня вдоль коридоров прочь от смерти. Разве что тогда его ладонь была мягкой и теплой.

Да, он уже многое пережил, и скорее всего, рухнувшие надежды разбили его сильнее, чем меня. Мы оба потеряли с ним все. Разница лишь в том, что там он потерял и меня.

– Какого черта ты пристаешь к моему парню?

Жужу показалась в проходе.

– Если хочешь испробовать его бионическое чудо, плати!

Мы смеемся и расцепляем руки.

Жужу входит в комнату и спотыкается.

– Да ты надралась! – засмеялась я.

Я люблю наблюдать за пьяной Бриджит, она такая нелепая в эти моменты.

Бриджит с грохотом опускается на кровать рядом с Калебом. Он нежно обнимает ее и целует в висок.

– Вылечилась? – спрашивает он.

– Ребята, я вас так люблю!

– Ясно.

– Ты случайно не знаешь, который час? – спрашивает она у Калеба.

– Знаю.

– Спасибо.

И с этими словами Бриджит засыпает прямо на плече Калеба. Да, она именно вот такая нелепая.

– Вечеринка не скоро закончится. Спите у меня, – предлагаю я.

Калеб кивает. Я же взяла планшет и оставила их вдвоем. Они частенько спят у меня, когда в сержантской казарме устраивают балаган. Я же в это время сижу в общем рекреационном блоке, в котором жители проводят время после работы. Это огромный зал со множеством скамеек, столов, телевизоров, даже бильярдные столы есть и дартс. Он закрывается в десять – когда звучит тот же адский звонок, заставляющий сердце упасть в пятки, но вечером он означает отбой. Меня никто не трогает, я могу сидеть тут до ночи, потому что Големы слишком трусливы, чтобы сделать замечание командиру Падальщиков. Тем более когда этот командир служит подстилкой Триггера. Говорю ж, я умею пользоваться слухами.

По дороге до зоны отдыха между блоками я прохожу мимо центра слежения за внешними границами и слышу хохот ребят.

– Вон того! Вон того давай!

– Аха-ха-ха! Прямо в глаз ему попал!

– О, смотри! Он еще жив! Пытается найти свой глаз на ощупь!

– Аха-ха! Вот же безмозглый уродец!