Юрий Соколов - Солнца трех миров

В особняке мы нашли мертвого рептилоида, привязанного к стулу, и осмотрев его, пришли к выводу, что он сам себя привязал. Наверно, когда начался исход, он не поддался зову, и при этом не сошел с ума, понимал хотя бы отчасти, что происходит. И решил сопротивляться до последнего.

– Жаль, что ты не выжил, брат, – сказал Лысый. – Ты точно был достоин того, чтобы выжить.

Дом внутри сильно отличался от виденного нами раньше. Почетные грамоты скромно лежали в папке на полке, и хватило бы их на десяток героических вояк. Лишь одна висела на стене. Эпштейн включил планшет, открыл самоучитель языка рори и перевел: «Награждается Даг Векер, лучший командир за всю историю сто сорок пятого отдельного бронетанкового полка».

– Смысл примерно такой, – сказал он извиняющимся тоном. – Хотя, конечно, это очень вольный перевод, и дальше написано, как видите, еще много чего. Кажется, там название ордена, и сражения, за который орден дали. В конце выдержка из приказа по переводу Векера из боевых частей в части обеспечения вследствие полученных им тяжелых ранений.

Кроме грамоты на стенах висели карты, чертежи, какие-то планы. Особое место занимали пейзажи Рорбести, хотя мы не сразу поняли, что это именно она. Там были озера с растущими прямо из воды деревьями, диковинные животные, множество птиц.

– Это любительские палеореконструкции, – сказала Инга. – Когда-то планета выглядела именно так.

Эпштейн сел к столу и долго перебирал разложенные на нем бумаги, пытаясь их прочесть.

– Векер считал, что опустынивание Рорбести можно остановить, – сказал он. – И на досуге разрабатывал проекты по ее возвращению в первобытное состояние. Вот тут у него в отдельной папке целая коллекция прошений с ответными отказами в поддержке и выделении ресурсов.

– Для осуществления таких проектов требовался мир, – сказал я. – И участие обеих держав.

– Верно, – ответил Эпштейн. – Но Векер не отчаивался.

– Может, он и выступал за мир, – сказала Инга. – За что его сюда и сослали. Иначе с чего бы такому заслуженному офицеру присматривать за какой-то водозаправкой в глухой провинции?

– А что это за надпись у него на стене? – спросила Даша.

– Где? – повернулся от стола Эпштейн. – А, над пейзажами?.. Там написано: «Когда-нибудь я увижу мир таким, каким он был раньше».

– Не сбылось, – сказал Лысый. – А жаль.

– Пойдемте, что ли? – предложила Машка. – Шибко уж тоскливо здесь.

Мы молча постояли вокруг привязанной к стулу мумии и вышли, закрыв за собой дверь. Кто бы ни организовал исход рептилоидов с Рорбести, он был не всемогущ. Он увел почти всех, лишил разума остальных, но сломать бывшего командира отдельного сто сорок пятого полка ему не удалось. Убить – да, но не сломать.

Горючего в заправщике оставалось на дне цистерны, однако и цель нашего путешествия была уже рядом. И вот вдалеке мы увидели хоул – еле заметное пятнышко на самом горизонте, темнеющее в лучах заката.

– Завтра к обеду доедем, – определил Лысый, сверившись с картой.

– Хоть бы в хорошее место попасть, – пожелала вслух Машка.

– Хоть бы уже в любое, – сказала Даша. – Надоела пустыня.

Наутро была моя очередь ехать на втором квадроцикле и прикрывать Ингу. Мы сделали километров десять, когда я заметил впереди нечто настолько хорошо знакомое, что на меня накатила ностальгия. Я крикнул Инге, мы остановились и дождались колонну. Наши попрыгали из кабин с воплями восторга, хотя его объект того не стоил. Впереди, нарушая гармонию скудной рорбестийской флоры, нагло разросся куст жгучей колючки. Дальше виднелся еще один. И еще…

– Ну надо же! – воскликнула Даша. – И здесь она!

– Вот и отлично, – сказала Машка, деловито снимая с креплений грузовика лопату. – Консервы задолбали – хоть клубней накопаем. Бери-ка топор, Лысый!

– Момент! – радостно откликнулся Лысый. – А ну, Серега, хватай второй топор!

За минуту мы с ним снесли куст под корень, и даже ожоги и царапины не смогли испортить нам настроение. Даша развела костер. Накопав клубней, тут же их испекли – они оказались ничуть не хуже, чем на Гилее. Мартышка от нас не отставала – едва удалось убедить ее подождать, пока выделенная ей порция остынет.

– Мы слишком близко к хоулу, – сказал я, когда все оказалось съедено. – И колючка здесь неслучайно. Скоро узнаем, с какой планеты она родом.

– В запас, значит, клубни можно не копать, – сделала вывод Машка.

– Враг бы мой ее копал в запас, – сказал Лысый. – В охотку еще ладно, или как на Гилее, когда мы там с голоду помирали, но чтоб в запас? Я лучше буду есть консервы. И пусть они задолбают меня окончательно.

Отдохнув после еды с полчаса, мы с Ингой снова завели квадроциклы. Позади взревела двигателями колонна. Однако едва тронувшись, Инга тормознула настолько резко, что чуть не перелетела через руль. Прямо перед ее квадроциклом словно из воздуха материализовался человек – он был бородат, необычайно худ, а еще лохмат, грязен и оборван до последней степени.

– Сатанаил! – заорал он хриплым голосом, воздев руки к небу.

Я не придумал ничего лучше, как пальнуть ему под ноги, – просто для того, чтоб вел себя прилично. На бородатого это никакого впечатления не произвело. Или он не понимал, что такое винтовка, или ему было все равно.

– Сатанаил! – выкрикнул он опять, приплясывая на месте и тыча то одной, то другой рукой в сторону хоула. – Аузу биллахи мина шайтанир раджим 3 3 Прибегаю к защите Аллаха от проклятого шайтана. !..

– Не стреляй больше, – сказала мне Инга. – Он сумасшедший, – но безобидный сумасшедший.

Бородатый забегал кругами, то и дело приседая, а потом подпрыгивая высоко вверх, показывал на хоул, кричал «Сатанаил» и еще что-то.

– Он читает «Отче наш» на латыни, – сказал подошедший к моему квадроциклу Эпштейн. – И еще какие-то молитвы на иврите, арабском и греческом.

– Сатанаил – это, как понимаю, просто сатана? – спросил Лысый, тоже подходя ближе и вставая рядом с Эпштейном. – Серьезные, видно, были у чувака проблемы с нечистой силой, раз одной религии ему не хватило.

– Давайте его поймаем, – предложила Даша.

– Зачем? – спросил я.

– Хоть покормим. Смотри, какой тощий.

– Вряд ли он нуждается в помощи. Чтоб так обрасти, не один год нужно. Жил же он как-то. И неплохо питался, если может так скакать. И зачем его пугать поимкой? Лучше здесь ему оставить из наших запасов то, что можно легко вскрыть.

Так мы и сделали – сложили в стороне пирамидку из брикетов в фольге, добавив к этому фляжку с водой. Поди разберется, как пользоваться, находит же он воду себе на питье. Бородатый прекратил скакать, остановился и уставился на нас, наклонив голову к левому плечу и бессмысленно ухмыляясь. Под слоем грязи невозможно было разобрать, какой он национальности и даже расы. Когда колонна тронулась, он забегал вокруг машин, приседая и пытаясь ухватиться за колеса, указывал на хоул и кричал, но что – за шумом двигателей уже невозможно было разобрать.