Юрий Соколов - Солнца трех миров

– Сколько же здесь прошло народу? – изумился Лысый.

– Все население города, – сказала Даша. – Удивляюсь я этому Мартинесу. Столько тут сидит – и не проехал, не посмотрел?..

– По кабинам, – скомандовал я. – Если не хотите стать похожи на Мартинеса.

Мы ехали по следам центральной колонны больше трех часов со средней скоростью пятнадцать километров. Рептилоиды не ломали строй, не останавливались и не сворачивали в стороны. Через пятьдесят километров правая, а потом и левая колонны вышли на след центральной – дальше они двигались друг за другом. Мое воображение уже рисовало бесчисленные груды костей в конце протоптанной в пустыне дороги, когда она внезапно пропала. Просто исчезла. Ее как ножом отрезало.

Мы вылезли из машин и осмотрели все вокруг. Но здесь не было ничего, кроме камней, песка, да корявых колючих кустов.

– Они ушли в хоул, – сказал Эпштейн. – Когда-то здесь был хоул.

– Когда-то был, – согласился я. – Ведущий куда-то. И они зачем-то в него ушли.

Даша повернулась к Инге:

– Не хочешь ничего сказать?

– Если поедем дальше, через двести километров будет автотрасса, – ответила та.

– Я не об этом.

– Да понимаю я, понимаю, – нервно передернула плечами Инга. – А что я тебе скажу?..

– Что хочешь. Только не будь Мартинесом.

– Ну хорошо. Я тоже уважаю научный подход, однако все-таки не настолько, как Хосе. Думаю, если мы совершим кругосветное путешествие по Рорбести, всюду обнаружим то же самое, что и здесь. Рептилоиды Рорикона и Дагбеста бросили свои города и вообще все, что создали, и ушли с родной планеты через хоулы. Вряд ли они сделали это добровольно. Потому что просто невозможно придумать причину, по которой они могли сделать это добровольно.

В полдень на привале я дождался, пока Инга отойдет в сторонку, подошел к ней и спросил:

– Есть еще города по нашему курсу?

– Есть конечно. А зачем они нам?

– Как справедливо сказал Мартинес, материальные подтверждения предчувствий всегда лучше одних предчувствий.

– Да за что он вам всем так не понравился?

– Почему не понравился? Умный человек. Всегда думает, что говорит, но не всегда говорит, что думает.

– И все-таки – за что?..

– Должна сама понимать. Не он нам не понравился – мы ему. За исключением разве что тебя. Хотя поводов ему мы не давали, раньше никогда не встречались, и никто из нас на Земле не участвовал в гонениях на либеров. И даже предубеждений против них не имел. Мартинес все это знал. Может, вы мысли и не умеете читать, но чужие эмоции чувствуете от и до, верно? И Мартинес, конечно, нас до кишок прощупал. Но даже на денек не предложил задержаться в городе, хотя бы из вежливости, а ведь понимал, что все равно откажемся.

Я повернулся, собираясь уйти, но Инга меня остановила:

– Давай уж договаривай.

– Зачем? Но если хочешь, пожалуйста. Мартинес этот твой ненавидит людей – вообще всех. И это сильно заметно. Он понимает, что всех-то – не за что, не хочет этого, он из-за этого сам себе противен, но ничего с собой поделать не может. Он угощал нас за столом – и ненавидел. Он рассказывал о планете, заботился о нас, устраивал на ночлег – и ненавидел. Он, поди, полночи не спал, делая распечатки и загружая в планшеты информацию, которая поможет нам выжить, но когда расставались, удачи не пожелал – опять же, хотя бы чисто формально, по обычаю. Даже тебе – потому что ты не осталась, а пошла с нами.

– У него всю семью убили, – глухо сказала Инга. – И сам он остался жив только потому, что нашел хоул.

– А мы тут при чем?

– Ни при чем. Но понять-то человека можно?

– Еще бы. И ты только что убедилась, что я его понимаю. В остальных тоже вряд ли есть смысл сомневаться. Ты с нами уже сколько? Ну и как – были с кем-то неприятности? Обнаружилась у кого предвзятость? Разве что у Тани она была, но ее самой больше нет. Однако же, согласись, оснований для всяческих подозрений у людей по отношению к либерам более чем. Слишком уж вы закрытые ребята – во всем, что вы говорите о себе, вам приходится верить на слово, потому что проверить вас никак нельзя. А вера – штука ненадежная, не то что знание. Эта ваша чувствительность к информпотокам, она вроде второго зрения. Ну и представь, как будет чувствовать себя слепец рядом со зрячим, – и подумай, какие преимущества будут иметь зрячие в обществе слепых. Было б очень странно, если бы вторые не опасались первых. А теперь, после всех этих гонений и убийств, у каждого разумного человека при встрече с либером просто обязана появиться мысль: а не решил ли тот мстить? Не убийцам – а вообще всем без разбору?

– Мы не собираемся мстить, – сказала Инга. – Даже и убийцам.

– И в этом мы тоже должны верить вам на слово. Понимаешь?

– Понимаю. Спасибо за откровенность.

– А мне чего скрывать? Я камней за пазухой не держу, слишком тяжело их таскать. Тебе я верю. Да что там – и Мартинесу тоже. И недоволен лишь тем, что только верю.

Остаток дня и половину следующего мы добирались до автотрассы, а выехав на нее, вскоре свернули к другому городу. Его западные ворота тоже оказались открыты, дальше в пустыне мы обнаружили следы пеших колонн, и они точно так же оборвались посреди ничем не примечательной равнины.

– На Земле запад во многих религиях ассоциируется со смертью, – сказал Лысый. – Как считаете, параллельку провести позволительно?

– Сомневаюсь, что тут имел место религиозный экстаз, – заметила Инга. – И у рори, и у бести не было религии в строгом смысле слова.

Обследовав следующий город и его окрестности, мы обнаружили то же самое, что и в первых двух случаях. С той только разницей, что население ушло через северные ворота.

– Плакала твоя западная гипотеза, – сказала Даша Лысому.

– Да у меня ее вообще не было, – отрекся тот. – Просто гадал вслух.

– Этим рептилоидам пришлось идти целых сто десять километров, – заметил я. – Привалов они не делали. Шагали как зомби. Видели, сколько костей на последнем отрезке пути? Чем дальше, тем больше.

– Да, и в основном детские, – сказала Инга. – По черепам особенно хорошо видно было, где они уцелели. Маленьких детей, конечно, несли на руках, а те, что повзрослее, шли сами. Они первыми выбивались из сил, падали, а их затаптывали. Взрослых тоже погибло немало. Кто спотыкался и падал – подняться уже не мог. Не успевал.

– Их словно кто-то позвал через внезапно открывшиеся по всей планете хоулы, – сказал Эпштейн.

– Предварительно запустив вирус в их компьютерные сети, – вставил я. – А кто не откликнулся на зов – или пытался ему сопротивляться, – вроде как впал в детство. Чересчур глубоко – вплоть до летального исхода. И сами хоулы очень кстати открылись поблизости от крупных городов. А после закрылись… Слушай, Боря: а можно создавать хоулы искусственно?