Юрий Соколов - Солнца трех миров

– Так мы пойдем про пиво спрашивать? – поинтересовалась Машка. – Или будем тут впустую языками чесать?

Пива Танзоро не варил, и что это такое, впервые узнал от нас.

– Алкоголь я не употребляю, – сказал он. – Но вы не расстраивайтесь. Просто вам не повезло, что вы на Сангароа первым встретили меня. Я живу отшельником, такая уж у меня натура. Мне очень нравится одиночество – только так я могу заниматься живописью, к которой у меня естественная склонность. Конечно, я без труда мог бы изменить любые свои наклонности с помощью Вагрума, но у нас почти никто так не делает, а я вообще, как уже говорил, жуткий консерватор. Например, я мог бы адаптировать свои глаза для ночного зрения, но это лишило бы меня возможности созерцать красоту ночи, – ту, к которой я привык. И я предпочитаю оставаться при своем. Большую часть времени я провожу здесь, лишь иногда переправляясь на острова по соседству. Там живут общинами – пива у них тоже нет, зато какое пальмовое вино!

– А общинники к вам часто приезжают? – полюбопытствовала Даша.

– Нет, никто не приезжает. У нас не любят старые города и не жалуют прилегающие к ним территории, пока они не преобразованы. Здесь преобразование уже началось – вы сами видели. После того, как машины завершат черновую работу, кто-то сюда обязательно приедет, – заниматься дальнейшим благоустройством или просто жить. А пока на всем побережье живу я один. Мне нравится новое общество, я его член, но мне нравятся и старые, непреобразованные пейзажи – такие сейчас можно увидеть только вокруг городов. Потом эта местность будет напоминать скорее парк или сад.

– Да, мы это тоже видели, – сказал я. – Там, где роботы успели посадить деревья.

– Красиво, правда? А ведь это лишь начало.

– Наверно, вы все же не один здесь, – сказала Даша. – На берегу ближе к городу мы видели большое каноэ.

– Да? – удивился Танзоро. – Должно быть, его просто принесло сюда течением с островов. Если хотите, можем отправиться туда завтра. Будем плыть в сторону хоула, заодно и увидите сами, как мы живем. По крайней мере – как живут многие из нас. Нет никаких причин сомневаться, каков будет ответ биосети. Конечно, вас беспрепятственно пропустят на Землю, и референдум по этому вопросу – скорее формальность, обряд, символ того, что у нас считаются с мнением каждого. Но никто не захочет удерживать вас на Сангароа. Во-первых, у нас просто не те порядки. А во-вторых – для чего нам это? Чтоб скрыть от других цивилизаций местоположение нашей планеты? На пике интеграции миров сохранить секретность все равно не получится, и если какая-то цивилизация решит вести себя по отношению к нам агрессивно, мы никак не сможем этому воспрепятствовать – только защищаться.

– Вторжение землян вам вряд ли грозит, – заметила Даша. – Не то чтобы у нас все были слишком добрые и миролюбивые, но схватиться с Вагрумом на равных просто силенок не хватит.

– Это временно, – сказал Танзоро. – В процессе интеграции Земля рано или поздно окажется связана хоулами с самыми разными планетами, в том числе населенными разумными существами с высоким уровнем развития. Если ваша цивилизация устоит, технологический скачок для нее неизбежен.

– Да хватит уже о глобальном, – поморщился Лысый. – Слышь, Танзоро? Я на Земле писал картины. А бывших художников, как известно, не существует – или они были поддельными художниками. Ты из чего краски готовишь? Сам ведь готовишь, правильно?

Танзоро весьма оживился: видно, ему тоже до чертиков надоело глобальное. Он повел Лысого сперва в пещеру, потом по долине, и оторвать их друг от друга оказалось невозможно до самого вечера. После ужина их снова потянуло на разговоры о живописи, и они не спали половину ночи, а наутро вместе отправились за большим каноэ, хотя весло у Танзоро было только одно.

– Если наши цивилизации поладят между собой так же хорошо, как эти двое, войны между Землей и Сангароа не будет никогда, – сказала Инга.

– Даже среди нас не все художники, – заметил Эпштейн.

– Я в душе художник, – сказала Машка. – Хер на заборе нарисовать точно смогу.

Перед отплытием Танзоро разгородил запруды в бухте – до следующего приезда – и забрал из пещеры съестные припасы, чтоб зря не пропали. Все они, вместе с кистями и красками, уместились в небольшой котомке, искусно сплетенной из сухой травы. Лысый предложил наскоро выстругать хотя бы еще одно весло, однако поддержки в своем начинании не нашел.

– Первый остров совсем близко, – сказал наш хозяин. – Почти сразу за горизонтом, его просто не видно. И куда торопиться? Все равно вы не сможете попасть к хоулу раньше решения биосети.

– А сколько это вообще может занять времени? – спросил Эпштейн.

– Точно сказать не могу. Дольше всего придется ждать ответа разумных сегментов биосети в других звездных системах. У нас быстрая связь, но она не мгновенная.

Мы загрузились в каноэ. Танзоро встал на корме и пошел работать веслом – неторопливо и размеренно, как машина. Вскоре берег исчез из вида, а впереди показался другой. Нас приятно обдувал встречный ветерок и сопровождали летучие рыбы. Они выпрыгивали справа и слева целыми стайками и пролетали над поверхностью воды десятки, а то и сотни метров. И вдруг из моря совсем рядом с каноэ вынырнула девушка – ну да, просто взяла и вынырнула, хотя любой из берегов был в нескольких километрах. Она приветливо помахала нам рукой и поплыла рядом. Даша тихонько ойкнула, когда стало ясно, что у девушки вместо ног большой рыбий хвост.

– Это Джайна, – сказал Танзоро. – Она акваморф – из тех, что живут на мелководье. Они почти все похожи на людей и часто поднимаются на поверхность. А есть еще глубинные акваморфы. Джайна у нас биодизайнер. Если когда-нибудь мне надоест суша, обращусь за помощью к ней.

– А чисто ради опыта не хотите? – заинтересовался Эпштейн.

– Такая перестройка организма требует слишком много времени, чтоб затевать ее только ради опыта. Я могу задерживать дыхание под водой на сорок минут, а Джайна способна дышать воздухом несколько часов. Этого достаточно для обмена опытом.

– А она стала такой или родилась?

– Родилась! – радостно крикнула Джайна. – А если б не родилась, то обязательно стала!

– Ого, наш язык уже достояние биосети? – изумился Эпштейн.

– Был с самого начала, – сказал Танзоро.

– А разумные четвероногие на Сангароа есть? – спросила Инга.

– Есть всякие, – ответил Танзоро. – Есть люди-птицы. Возможно, вы увидите их, если они захотят пообщаться напрямую. Мы стремимся к максимальному биоразнообразию – это выгодно во многих отношениях.

Остров быстро рос в размерах. Танзоро на время отложил весло, достал из своей котомки большую раковину и протрубил в нее. Подождал и протрубил еще раз.