Игорь Вардунас - Клетка [litres]

Сразу же после побудки, горланя про ежика с дырочкой в правом боку, Карбид выколол себе глаза концом зубной щетки, а потом бился теменем о стену, оставляя пятна, словно краской брызгал, до тех пор, пока не упал. Даже несколько мужиков не смогли его остановить. Словно осатанел.

В полдень Войлок в отчаянии попытался дать винта [3] Сбежать. и угнать БТР. Но был расстрелян с трех постов сразу, осев на землю уже кровавой бесформенной кучей, жадно, судорожными спазмами хватавшей воздух и брызжущий фонтанчиками крови, словно простреленная бочка вина. Что тут скажешь. Повезло…

А в три часа дня дозорные заметили у столба Деда Мороза, который в очередной раз, не сказав ни слова, оставил на привычном месте мешок и растворился в Хмари. На вышке даже не пошевелились. Просто свистнули дневального, который и заволок «почту» на территорию.

Сдвинув пару столов, привычно высыпали на них шуршащую груду новеньких конвертов.

– Киздец, – скрестив на груди руки и наблюдая за раздачей, хмыкнул Физик, мусоля в уголке рта палочку.

– Чего? – не понял Буряк, сидевший верхом на стуле, облокотившись на его спинку.

– В кой-то веки почта исправно работает. Раньше благим матом на нее орали. В очередях толклись, с бабками горлопаня. Шутки шутили. А тут на тебе.

– И то верно, – ухмыльнулся сосед, но тут же подскис. – Если бы не метки эти дурацкие еще.

– Это да, – согласился Физик, языком перемещая палочку из одного уголка рта в другой и наблюдая, как, тряся мослами, неуклюже выплясывает Барби, держа над головой письмо и радостно приговаривая нараспев: «А у меня нету! А у меня нету! Лай-ла! Ла-ла-ла-лай-ла-ла-ла-ла-а…» – Лещенко хренов. Нашел что петь.

Но в этот раз – о чудо! – проклятой метки не оказалось ни у кого!

Распечатывавшие конверты люди не верили своим глазам.

– Живем! – заорал обычно сдержанный Физик. – Гуляй, Рассия-я!

– АУЕ! – откликнулся дружный хор. – Вентилятор!

Мужики заволновались, обрадовались, зашевелились.

– Все, ауешники, по рабочим местам, – скомандовал повеселевший Чулков в окружении таких же жизнерадостных коллег. – Хорош отплясывать. Вечером всем дополнительная пайка! Я сегодня охренеть какой добрый. Давай-давай-давай, выметайтесь отсюда.

– А у меня нету! – победоносно пропел торопившийся мимо охранника Барби, показывая ему конверт.

– Поздравляю. – Тот выхватил конверт и с хрустом смял его в мозолистом кулаке. Потом им же ударил вскользь по челюсти толстяка, почти в нос. – Теперь точно нет.

Барби схватился за ушибленное место. Замер, понурился.

– Ясно?

Обиженно задрожали губы.

– Тебе особо объяснить, тушенка? Че стал? – Охранник сунул Барби его конверт обратно, замахнулся дубинкой, и толстяк поспешно скрылся за дверью.

И все равно вечер удался. Оживленно и наперебой, зачитывая и обсуждая полученные весточки, лебеди кто группками, кто парами заспешили в арестантский блок, словно ручей камень, привычно обтекая трудящегося над полом Богдана.

Блаженный с ведром и шваброй остался в коридоре один. Постояв немного в тишине, он вдруг растерянно закрутил головой и заморгал:

– Почему темно? Почему туман? Богдану надо свет. Богдану не видно, где мыть…

Рублевая монетка, которой в токарной придали особую форму, открывала смотровое оконце в женскую душевую. Еще подарочек сунешь дежурной – и милости просим. Расписание, естественно, имелось.

Эти моменты Зюзя любил больше всего. Когда девушки работали в прачечной, он любил подглядывать, фантазировать… И, конечно, особливо за лапочкой Асенькой. Золотце калининское. Холеное-береженое.

Он давно облюбовал себе отличное место за грохочущей сушилкой. Покрытая испариной, с выбивающимися из-под косынки локонами, в своем сетчатом боди, которое горошинами натягивали соски, да джинсовые шортики в обтяжку. М-м-м… Слюни утри.

Бабы и девки были разобраны у всех по часам. Существовал график, даже очередь. И Зюзя, естественно, не отставал. В СИЗО роль прачек-поваров-раздатчиков и уборщиков выполняла хозобслуга. Те же зэки, которые ради УДО соглашались на эту работу. «Посидельцы» их не любили, ибо это означало ссучиться – пойти на поводу у администрации. Но ввиду новой ситуации правила пришлось немного поменять.

Хлорка, порошки, пар, влага…

Натруженные, усталые тела.

Невинность.

Зюзя обожал Асю. Еще с малых лет. Как формироваться начала. И в назначенный час уже изнывал на посту, жадно предвкушая увиденное. Шелест воды, щебет баб, всяких – толстых, дистрофичных, с дешевыми синюшными болтами, которые с возрастом на сиськах или задницах вытягивались все больше и больше, превращаясь не в наколки, а в корявую мазню алкоголика. Кто без руки. Кто в синяках. Кто вообще с «мордой», как их называли на «деловых» местах – кухне или прачечной.

Но тут входила она, богиня с полотенцем на плече. Махала, что-то ответив кому-то из подруг. Бросала в корзину трусики и футболки.

Ася работала не покладая рук, замачивая белье, переключая систему отжима и перетаскивая корзинки с уже чистым. Отдыхала всегда у своей машинки, сев на мокрый пол, вытерев лоб и доставая кулон, видневшийся на сеточке между округлых грудей.

Она всегда рассматривала что-то внутри этой цацки, но Зюзю это не волновало. В такие моменты он всегда представлял, как, стиснув зубы, имеет ее. Как она просит пощады, надсадно крича под ним, требует еще, рвя на себе свою дурацкую сетку…

Девушка с грустью смотрела на раскрытый кулон, указательным пальцем ведя по его краю… Наблюдавшая гадина чуть не выскочила из своего укрытия, когда Ася вытащила из него странной формы картонку и, повертев ее в руках, прочитала что-то, едва перебирая губами. «Сука, не разобрать. Угол не тот. Но это он ! Но как?! Откуда?! Начальничья подстилка! И ведь не поверят, суки. Гадом буду, не поверят».

Он даже прикусил кулак от резкого чувства обиды, ощутив на глазах подступившие слезы.

Закрыв кулон, Ася стянула отяжелевшие от воды шортики, которые сбросила на пол, оставаясь в одном купальнике-боди. Мелькнули округлые ягодицы, разделенные тонкой резинкой, дугами расходящейся вверх лямочками по острым лопаткам.

Рыбка в сеточку неопреновую. Русалочка.

Зюзя нервно сглотнул, плотнее прижимая глаз к отверстию. Однажды он все-таки ухитрился умыкнуть ее красные стринги. Девчонка взрослела и пахла словно цветущая роза… Ну как тут не сорвать? Он был должен, обязан быть первым. А не этот ее сопливый ухажер.

Ася выгнулась, встряхивая косой, раздеваясь и стягивая боди. Эх, русская коса. Венка из золотистых одуванов не хватает. Откинув большим пальчиком ноги купальник, Ася расстегнула цепочку с кулоном и аккуратно положила на полочку рядом с бруском хозяйственного мыла, оставив на себе только нательный крестик. Затем полностью встала под душ, растираясь густо намыленными ладонями.