Игорь Вардунас - Клетка [litres]

Гроб с бугром был уже поставлен посредине, и над ним, что-то едва слышно бормоча, склонился дьякон Егор, позвякивая какими-то инструментами.

– Здравствуйте, – произнесла девушка.

– А, Ася, – поднял голову Егор. – Он у себя, проходи.

Ася пошла к знакомой дверце, прижимая к груди книгу и вновь ощущая странное чувство, будто иконы, во множестве развешанные по стенам, двигаются. Проходя мимо гроба, в котором лежал Герцог со скрещенными на груди руками, она обратила внимание на блюдце, стоявшее рядом на стуле, в котором посверкивало что-то золотое.

Поймав ее взгляд, Егор с какой-то плохо скрываемой неловкостью пробормотал:

– Иди-иди, мне работать надо.

У отца Иннокентия, как всегда, было натоплено. Вкусно пахло ладаном и чем-то еще. На старенькой печи посвистывал чайник.

– А, пришла, – поднялся навстречу Асе старенький отец Иннокентий.

– Благословите, батюшка.

– Во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа. Господи Иисусе Христе Боже наш. Помилуй нас, аминь.

Отец Иннокентий прочел над склонившей голову девушкой короткую молитву и указал на стул.

– Дочитала поди?

– Да. – Ася послушно опустилась на указанный стул, пока батюшка закрывал дверцу, за которой возился с гробом Егор.

– И?

– Мне кое-что непонятно, – ответила Ася, вслушиваясь в странные звуки, доносившиеся оттуда, где был установлен гроб. Что-то похоже на «клац-клац».

– Чай? – предложил священник, снимая с прокопченного чугуна чайник.

– Да, пожалуйста.

– Так и что же тебе непонятно?

– Апокалипсис. Война. – Ася поправила косынку и положила книгу на столик.

– Так.

– Здесь написано, что Апокалипсис случился не сразу. Но ведь войны-то и не было как таковой. Все погибли разом.

– Да, – кивнул отец Иннокентий. – Сначала отключился свет. Упали самолеты, и вся техника, созданная человеком, вмиг умерла.

– Наш Апокалипсис не похож на тот, что в книге. И вообще, почему мы остались здесь, а не попали в Рай или в Ад?

Клак-клац-клац – звонко по блюдцу. После пары секунд тишины в дверь постучали, и в комнатку заглянул Егор.

– Батюшка, белыми шьем?

– Да белыми, белыми. Ступай. – Священник вздохнул и, разливая ароматный напиток по кружкам, неспешно проговорил: – У католиков, Ася, было еще понятие Чистилища, помнишь, я рассказывал? Так вот, человечество наказало само себя…

– Войной? – не поняла девушка.

– Жадностью. Алчностью. Трусостью, – ответил отец Иннокентий, присаживаясь напротив Аси. – В последнее время я думаю, что это самое Чистилище стараниями людей все-таки появилось. Эдакое нечто вроде тамбура между Раем и Адом… Наша Земля.

В дверь снова постучали.

– Простите, батюшка… – Егор замялся и показал садовые ножницы. – С лицом я закончил.

– Под корень делай.

– Ясно. – Егор исчез.

– Но ведь здесь написано, что Бог любит всех и каждого, почему он это допустил?

– Потому же, почему Он создал Землю, – мягко улыбнулся священник. – Это не ведомо никому.

– А зачем Он допустил Войну? И почему погиб Герцог?

– Ты веришь в Бога?

– Я Его не видела, – задумчиво нахмурила брови Ася. – Но получается, что Он – самый крутой решала?

Отец Иннокентий растерянно моргнул, подавил смешок и степенно кивнул:

– Он создал Землю и всех нас. Выходит, так. Но мы же договорились: никаких блатных слов.

– Извините.

– Знаешь, был такой раньше светлый христианский праздник Пасха, в котором на землю сходил Благодатный Огонь.

– Огонь?

– Да. Крестный тебе не рассказывал?

– Нет. Но как? – недоверчиво спросила Ася. – Прямо так и сходил? Откуда?

– То таинство было Великое. Господь как бы посылал нам весточку. И было предание, что в тот час и день, когда не сойдет Огонь на входящего в специальную келью священника, дни мира сочтены.

– А если у него зажигалка была?

– Нет. Служителя обыскивали. Это настоящее чудо, дочка.

– И в тринадцатом он не сошел, да? – со скепсисом догадалась Ася.

– Да нет, – вздохнул батюшка. – Сошел. Только мы замест Бога все для себя сами решили. Грешные дураки. Следом сошел и другой огонь…

– Простите, – смутилась Ася. – Я не понимаю… Поэтому у нас на часах нет стрелок?

– О чем ты? – не понял батюшка.

– Ну, чтобы дни не считать.

– Да… – помолчав, ответил отец Иннокентий. – Может быть. Наверное. Не знаю, дочка. Разве это важно сейчас.

– А где он сейчас?

– Бог? Везде.

– А почему Он не помогает нам?

– Испытывает. Видит, что натворили. Надеется, что одумаемся. Только вряд ли, поздно уже…

– И кому теперь верить… А Герцог? – Ася бросила взгляд на гроб. – Что он сейчас?

– То нам неведомо, – вздохнул священник и покачал головой. – В любом случае у вас сейчас дела поважнее. Нового бугра выбирать придется. Им придется.

– Вы же сказали, без блата.

– Прости, дочка. Забылся. Но времена нынче такие. Сам ведь не без греха.

– Зачем?

– Чтобы порядок был… Но тебе не стоит. Не надо.

В каморку зашел Егор, поставил перед отцом Иннокентием прикрытое салфеткой блюдце.

– Готово.

– Молодец. Ступай с Богом.

Егор ушел, а отец Иннокентий, помедлив, снял салфетку. На блюдце лежали золотые зубы и яркие кровавые перстни Герцога. Асю передернуло.

– У нас теперь нет времени, дочка… После похорон стая будет голосовать за нового бугра.

– И что будет? – сглотнув вязкую слюну, тихо спросила Ася.

– Война будет, – ответил священник, набросил салфетку обратно и отпил глоток чаю. – Грызня за трон. Нужна система, порядок. Его нельзя нарушать.

– А зачем вам… это?

– Хабар, – внезапно цинично ответил отец Иннокентий. – И память.

Почувствовав подкатывающую к горлу тошноту, Ася встала.

– Я, пожалуй, пойду.

– Тебе бы исповедаться да причаститься.

– Поняла.

Идя к выходу, девушка мельком взглянула на гроб, в котором лежал Герцог. Лицо его казалось каким-то серым, губы были зашиты белыми нитками, словно зачириканы маркером, а скрещенные на груди кисти под кровавыми тряпками стали короткими, как у ребенка.

Вернувшись к себе, Ася сорвала с головы платок, посмотрела на себя в осколок зеркала. А потом упала на кровать и зарыдала, уткнувшись в подушку.

Герцога кремировали по всем обычаям как церковным, так и нововведенным тюремным, положив голое тело на решетку – драгоценные шмотки и парусину уже давно тратить перестали, а цацки и пробрякухи с золотыми зубами будут потом специально разыграны на аукционе – в большой чугунный бак. Раскрывался он наподобие барбекюшницы – хоть сравнение было точным, но и довольно зловещим. Когда отец Иннокентий заканчивал отпевание, прокопченная конструкция с ржавым стоном закрывалась, и в ее бока ввинчивались несколько трубок, подсоединенных к метановым огнеметам. Ну а дальше привычное дело техники: прибавить-убавить, подождать, пока остынет, отсыпать щепотку того, что когда-то было криминальным авторитетом, в пустую гильзу и заткнуть бумажкой с криво выведенной погремухой. Остальное поместить в коробочку и положить в крохотную могилу – словно для кошки какой – на территории церкви.