Игорь Вардунас - Клетка [litres]

– Во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа, аминь, – в который раз перекрестился отец Иннокентий, большим пальцем вдавливая гильзу с остатками Герцога рядом с остальными «гробиками».

Так попрощались с последним криминальным авторитетом колонии.

Солнце опускалось за линию горизонта, по небу ползли тяжелые грозовые тучи. Последние лучи скользили по бескрайней степи, когда меж камнями ползком пробирался разведчик Железных. Впереди виднелась его цель – огромный склад боеприпасов.

Было уже совсем темно, когда Железный вытащил из заплечного ранца очки ночного видения и натянул их поверх каски. Теперь окружающие предметы он видел куда лучше. Внезапно начался дождь, а поскольку очки не были водонепроницаемыми, разведчик поспешил их снять и поскорее спрятать обратно в ранец. Теперь перед ним стоял вопрос: что делать дальше? Даже если он доберется без очков до базы, то есть вероятность, что от воды они уже испортились, а там, в темных коридорах, без них он просто заблудится, и скорее всего тогда его убьют. Железный решил, что очки каким-то образом нужно проверить прямо сейчас, но как их не залить? Взгляд разведчика упал на старую ржавую трубу, внутрь которой он с легкостью мог залезть. Забравшись в трубу, он надел очки и покрутил головой.

Порядок. Можно двигаться дальше.

Утро 4 июля 2035

В тусклых лучах едва пробивавшегося раннего солнца нависавшая над колонией Хмарь была похожа на вату, щедро облитую золотом. Кочет трижды «позвал солнышко на небо», и в птичнике деловито заворочались наседки в ожидании бабы Мани с тазом зерна. Огласились хрюканьем пахнущие тяжелым духом зверя загоны.

Отец Иннокентий зазвонил к заутрене. У открывшегося «ларька» выстроились нетерпеливые мужики за сигаретами. Табака нормального, конечно же, давно не было, поэтому пользовали местную травку, к которой, к слову сказать, довольно быстро привыкли. Тоже иногда как валюта шла.

Было влажно с ночи, но дышалось хорошо.

Первым в свои владения пришел Савелий Павлович и стал раскрывать теплицы, с удовольствием вдыхая загустевший за ночь, настоявшийся аромат зелени. По нынешним меркам можно было с уверенностью сказать, что в огородах Мичурина росло практически все и созревало по два раза в год. Огурцы-помидоры, перцы, баклажаны-кабачки-тыквы, всевозможная мелкая зеленушка для супов и салатов, зерно для баланды, скота и птицы, кукуруза, крыжовник и малина, даже умудрились подняться пара яблонь и одна слива. Ну и конечно же, мать-картошка, над взошедшим полем которой было распято пугало в истлевшем бушлате и с покачивающимся на ветру шлангом. Такая и сякая, белая и розовая, выбирай не хочу. Глаз не нарадуется. Кое-какая травка и табак тоже росли.

Не забыл Савелий Павлович и про различные подкормки и удобрения, которые за последние годы берег как зеницу ока и тратил только в особых случаях – у старика и так все перло как на дрожжах. Этому в основном способствовала продукция, щедро поставляемая из сортиров и хлевов. Не, ну а че, куда девать-то? Не пропадать же добру.

Молодец был мужик. Всю колонию кормил, а в свое время народ ворчал на частников. Косился. А вон оно вышло-то как.

Послышался шорох крыльев, и на плечо Палыча опустился сычик.

– И тебе доброе, малыш, – поприветствовал старик. – Хозяйку привел?

Вскоре подтянулись остальные. Колония просыпалась.

Пил бы, ел бы, срал бы, спал бы, да не работал николды. Вор ворует, остальные вкалывают.

Болт поправил очки и снова приналег на лопату.

«Пленные румыны» наваливались на картошку. После вылазки в Ад ему перепала пара «джорджиков» и наряд на свежем воздухе. И на том спасибо. Он обрадовался, так как любил поболтать с Мичуриным, да и Аська с горсткой подруг сегодня была под присмотром не только молчаливого Васяна.

Хотя чего ссыковать, тут весь квадрат под обстрелом. Вон еще двое экземпляров дефилировали между грядок с подсолнухами. Семки-то все любят. Да и масло, ясен пень.

Пощелкивают, ржут. Придурки.

В стороне на «прокуренных» кирпичах чадила дырявая бочка, к которой то и дело сносили ботву. Иногда огрызалась искрами, когда с дури шарахали по бочине лопатой.

– По субботам – не работам, а суббота каждый день! – заключил пригнанный в помощники Шпунт, складывая выкопанные клубни в небольшую тачку. И тут же заключил: – М-мать!

– Базар фильтруй, – буркнул Болт, с хрустом всаживая лопату в грунт и поддевая очередной куст.

Шпунт перехватил его взгляд, мазнул по девкам, их спинам и крепким задам, обтянутым джинсой. Выцепил беглым взглядом знакомую пеструю косынку. Сунул в рот самокрутку.

– А че не слышали? Сикухи. Все о трахе давно, если не уже. Вон у Варьки корма какая ладная. Пантюху [10] Так в тюрьме и на зоне называют конфеты. покрасивее сунешь и бацай гормон до усрачки, раззудись плечо. Им сейчас больно много надо-то? Помнишь Дуньку Вырвиглаз? Арбуз через соломинку досуха выжимала. Во баруха была…

– Не уже. – Болт посмотрел на Асю и вспомнил журналы и книги, которые столько ей таскал. – А откуда ей другой взяться.

– Оттуда.

– Гнилой.

– Вижу. Эти тоже говно. Думаешь, на нее глаз нет? А, крестный?

– Нет.

– Угум.

– Разорву.

– Вж-у-ухнем!

– А если тебя?

– А тебя?

– Это нормально, – отозвался любимой присказкой Шпунт и ссыпал новую порцию клубней в уже частично заполненную таратайку. Чиркнул. Причмокнув, задымил.

Хорошей Шпунт был масти. Типа довоенный Машков такой. А похож, чертяка. Хоть и придурок, по-своему, конечно. Но не из этих. Чье говно типа лучше пахнет. С таким в поле срать можно. Одно слово – мужик.

В одной из запотевших теплиц Мичурин заботливо подвязывал помидоры, попутно прихватывая дошедшие в корзину, а Ася пропалывала кабачки, что-то тихо напевая. Из довоенной попсы – где успела услышать? Видимо, в библиотечку кто-то из последней вылазки притаранил. Девчачье. Глупое. С рифмой типа «любовь-морковь». Тыц-тыц. А выводила как колыбельную, неумело, тихонько, на грани. Сама не знала-то.

Словно ребенку.

С распевом.

Страшно.

Упрямые русые локоны собраны резинкой в хвост, выбивающийся из-под косынки. Сидит на корточках, в сланцах и старых «левисах», на которых сохранилась гордая пуговица c орлом и надписью United states of America. E Pluribus Unum. Quarter Dollar. Где достала, у кого – загадка. Выменяла, не иначе, или в очередном рейде нашла. Хотя это вряд ли, ее далеко даже под тройным присмотром не выпускали, а из близких мест все уже давным-давно повыгребли.

Как быстро она выросла. Воспитанная среди чудовищ, самые безобидные мысли которых были разве что о трусах ее и сверстниц. Сладкий, восхитительный запах невинности, от которого, словно в ломке, кидало в испарину. Звери.