Валерий Желнов - Реактор-2. В круге втором [litres]

Зорин отодвинул от себя дневник.

– Я дальше читать не могу.

Каждая прочитанная строчка вспыхивала в мозгу настолько яркой картинкой, что желудок болезненно сжимался, а мозг вот-вот был готов отключиться. Дима отошел от стола. Гюрза протянула ему заканчивающуюся бутылку, и он сделал из нее большой глоток. Пастор ухмыльнулся и занял Димино место.

«Через какое-то время начал соображать, откуда у нас мясо. Догадался почти сразу. Вырвало. Тут же получил от Лехи леща и снова отключился. Очнулся от того, что мне опять вливали бульон в рот. На этот раз сопротивлялся, сколько мог, хотя за каждую пролитую ложку получал удар по голове. Безумец, чего он от меня-то хочет? Зачем это делает? Леха развел на посту форменный ад. Кругом валялись отрубленные конечности, все в крови. Пленников поубавилось. А сколько их было вообще? Уже не помню. Крепко связанные, избитые, они даже уже не дергались. Я спросил у Лехи, почему он их держит живыми. Леха ответил – чтоб не портились. Ну, логично.

Примерно первого числа Леха перестал меня насильно кормить. Сказал, раз не хочу, то и не надо. Сам устроил в углу что-то вроде кухни. Установил треногу, повесил котел. Наверное, у того туриста в машине откопал. И целый день варит. Варит и жрет. Леха заметно потолстел, но выглядеть стал хуже. Волосы вылезают клочьями, во рту зубов поубавилось. Отвратительно. Хотя и я не намного лучше. Я не ел, не просил, старался вообще туда не смотреть. С каждым часом это становилось все сложнее.

Через день появилась мысль, что, может, к черту все, ведь ел это уже. Да и силы нужны, чтоб до Медведкова добраться. Еще через день сдался. Стал молить Леху развязать меня, дать мне еды. Он, сволочь, кривляться начал, мол, сомневается в моих намерениях. В качестве доказательства выпил полную тарелку бульона. Затошнило, но это, скорее, от долгого голодания. Стерпел. Леха развязал меня. От слабости я не смог сразу встать. Отполз к стене. Как же здорово быть свободным! Через пару часов поел мяса. Леха доволен, сука. Господи, как же я его ненавижу!

Какое сегодня число? Долго не брал тетрадь в руки. Может, неделю, а может, месяц. Дни слились в одну полосу. В комнате очень холодно. Топим помещение формой своих бывших товарищей. Я только ем и сплю. Больше ничего неохота. Сегодня доели последнего пленника. Иногда я разглядываю их удостоверения. Ведь это были наши товарищи, сослуживцы. Странно, думать-то я так думаю, а ничего не чувствую. Были и были. Вообще, я странно себя ощущаю. Другим. Но все равно сил нет. Апатия какая-то. Вот Леха полон энергии. Носится туда-сюда. Вещи переставляет. Разговаривает с кем-то. Беспокоит вот что. Утром у нас был последний полноценный завтрак. Что дальше? Вывод очевиден.

Повезло. Вечером у поста тормознулась тачка с семьей. Пошли по прежнему сценарию – я умирающий, Леха расправляется. Все прошло успешно. Теперь у нас еды еще на несколько дней. Попытался растормошить у себя внутри что-то, думая, что там были дети – ничего не получилось. Пофиг.

Семья заканчивается. Надо что-то думать. Других путников мимо не проезжает. Леха как-то странно начинает на меня посматривать. Единственный пистолет у него, остальные он попрятал. Удалось стянуть осколок крупной кости, другого оружия, похоже, не предвидится. Я должен его опередить.

Как же просто все получилось. Полночи маялся, а потом подполз к спящему Лехе и воткнул ему в горло кость. До сих пор помню его глаза, когда он их открыл на секунду. Смесь удивления, досады и обиды. Специально не изобразишь. Похрипел чуть-чуть, к пистолету потянулся. Потом обмяк. Ну вот, теперь у меня опять есть еда.

Хорошо, что я догадался экономить. Прошло сорок три дня. Я уже давно запутался во времени и стал отмечать черточками на стене. Ровно сорок три. Мяса осталось еще на пару дней. Что дальше? Сообразим. В крайнем случае поеду в Медведково. Насколько я помню, там осталось еда. Хотя странно, я больше не хочу консервов. И вообще обычной еды не хочу.

Сижу, довариваю последний кусок. Вчера приходил Леха. Посидели, поговорили. Я рассказал ему, как я тут. Попросил прощения. Он сказал, что не обижается. Ушел как-то незаметно, не попрощавшись. Наверное, все же обижается.

Приходили ребята. Теперь они постоянно здесь. Ходят, галдят. Спать мешают. Просил их вести себя потише, но они не обращают на меня внимания. Как будто меня не существует. Один Леха со мной разговаривает. Советует мне уходить. Я тоже об этом подумываю.

Сегодня решился на вылазку. Оставил этих оболтусов одних, все равно я ничего в их криках не понимаю. Какую-то ахинею несут, и каждый свою. Надо найти костюм и оружие. Леха, падла, не говорит, куда их спрятал.

Нашел почти сразу. Тоже мне гений, спрятал все в багажнике того туриста. Хотя только пять штук. Вернулся, надел костюм. Осмотрел оружие. Леха, сука, все же подложил свинью. С каждой единицы что-нибудь поснимал – где затвор, где пружину, где еще чего. Оружие вообще не пригодно к использованию. Единственный действующий пистолет – Лехин. С тремя патронами. Кстати, остальные патроны я так и не нашел.

Все, достали. Наорал на них – ноль эмоций. Как можно так галдеть всем одновременно?! Хоть бы по очереди. Снова пришел Леха, сказал, что последний раз. Позвал с собой. Пойду. Тут уже делать нечего. Ставлю точку. Оставайтесь здесь. Делайте, что хотите. Черт с вами».

Командир замолчал. Наемники смотрели по сторонам – кто куда. Настроение у всех было тяжелое.

– Все, – зачем-то сказал Пастор, хотя это и так все поняли.

Гюрза резко встала с места.

– Я – спать.

Бойцы начали располагаться на ночлег.

Дмитрий тоже лег на пол, хотя спать в этом помещении у него не было никакого желания. Несмотря на пережитое, глаза вскоре стали сами собой закрываться. Перед тем как провалиться в сон, ему привиделась стоящая в углу одинокая фигура, облаченная в старую полицейскую форму.

Утро для Зорина началось отвратительно. Неизвестно, как другие члены группы, но он был явно непривычен к той сивухе, которую в достаточно большом для себя количестве принял накануне. Настроение было отвратительное, состояние – ужасное, думы – мрачные. Дмитрий в очередной раз поклялся больше ни капли спиртного в рот не брать. Тут же возникла мысль – а не слишком ли часто он себе клянется в этом? Похоже, у него проблемы.

Если остальных наемников что-то и мучило, то это никак не было заметно со стороны. Все молча собирались, сосредоточившись на текущих делах. Снежная буря снаружи утихла, и даже прорезалось сквозь тучи осеннее солнце. Выпавший за предыдущие сутки снег таял, превращая дорогу в уже привычное месиво.

Пастор развернул на столе карту и подозвал к себе Зорина.

– Значит, сорок кэмэ осталось? – уточнил он.