Кевин Андерсон - Дюна: Пол

Рессер поклонился и ушел.

Кресла за столом стали постепенно заполняться гостями. Во главе стола заняли свои места Шаддам Коррино и граф Хасимир Фенринг, сопровождаемые невестой Императора и леди Марго Фенринг.

– Я бы сказал, что более красивая из этих двух женщин досталась графу, – тихо произнес Моритани, восхитившийся леди Фенринг.

Увидевший сегодня впервые принцессу Фиренцию, барон был поражен неказистостью ее грушевидной фигуры. У нее был безвольный подбородок и слишком много косметики, вероятно, для того, чтобы замаскировать нездоровую кожу.

– Она выглядит как крестьянка.

– Но зато у нее добротные широкие бедра, – заметил Моритани. – Может быть, она наконец родит Императору сыновей, которых он так сильно жаждет.

– Даже если и родит, это не сделает ее более красивой или, если угодно, менее безобразной. – Барону начал нравиться этот откровенный разговор с грубияном-викон-том. – Но все мы пришли сюда улыбаться и праздновать. Однако я нахожу все эти обеды и вечера бесконечно скучным занятием, не приносящим ни малейшей пользы. Неужели кто-то думает, что у нас нет других дел?

– Наше присутствие здесь служит оправданием уклонению от государственных дел, Владимир.

Лицо Моритани внезапно посветлело. Он посмотрел в сторону входных дверей, где показался Хий Рессер, сопровождавший болезненно выглядевшего мальчика. Вольфраму было десять, самое большее – одиннадцать лет, и лицом он был очень похож на своего отца. Было заметно, что ребенок с трудом ориентируется в зале и немного заторможен.

– Вы говорили, что он болен? Надеюсь, его болезнь не заразна? – Барону хватало своих болезней.

– Мальчик болен редкой болезнью, от которой тает на глазах. Его мать страдала тем же. Бедная моя Цилла. Она прожила год после появления Вольфрама на свет, но родовые муки взяли свою тяжкую дань.

Лицо Моритани выражало сейчас глубокую печаль. Смены настроения виконта были такими же явными, как изменения погоды на Арракисе. Рессер подвел больного ребенка к столу и усадил его на кресло, соседнее с креслом Моритани. Виконт ласково сжал тонкую бледную ручку ребенка, а потом обернулся к барону.

– Единственная отрада Вольфрама – семута. Только вызванный ею глубокий транс, да еще музыка, облегчают мучительную боль. Это все, что я могу сделать ради облегчения его участи. Существует, разумеется, и лечение – эзойт-поай, как называют это лекарство на Икаце. – Тон, которым говорил Моритани, стал резким и злобным. – В законе об эмбарго, подписанном эрцгерцогом Икаца, преднамеренно сказано, что ни одна капля этого лекарства не должна быть вывезена с планеты. И это несмотря на то, что во всей Империи в нем нуждаются всего несколько человек. – Виконт с такой силой сжал кулак, что едва не смял серебряный кубок. – Он делает это только для того, чтобы отомстить мне.

«Ты забыл рассказать о ковровых бомбардировках, от которых погибли его старшая дочь и его брат, если, конечно, мне не изменяет память». Но барон не стал произносить эту мысль вслух. Вместо этого он сказал другое:

– Да, неприятная ситуация, и вы не смогли купить лекарство даже на черном рынке?

– Ни единого микрограмма. Даже поставки семуты ограничены так, что я вынужден платить за нее умопомрачительную цену. Эрцгерцог знает, что мне нужно, и пытается ужалить меня при любой возможности! И все это из чистого духа противоречия! – Виконт побагровел от гнева, но настроение его было переменчиво. Буквально в следующее мгновение в глазах его было лишь выражение безмятежной любви. – Но что делать? У меня нет выбора, будь они все прокляты. Мне приходится давать моему сыну все, чтобы облегчить его страдания.

Барон чувствовал, что грумманский правитель хочет заключить какую-то сделку с Домом Харконненов. Почуяв реальную возможность получить выгоду, барон сказал:

– У меня есть кое-какие знакомые. У них есть выходы на черный рынок, виконт, и к тому же Икацский эрцгерцог – мой старый недруг. Он союзник Дома Атрейдесов.

Моритани помог своему вялому сыну съесть аппетитный сандвич. Еда живительно подействовала на мальчика, в его глазах вспыхнул живой огонек.

– Вы заметили, что здесь нет ни герцога Лето Атрейдеса, ни эрцгерцога Арманда Икаца? Мои шпионы докладывают, что Лето отправился на Икац для каких-то тайных переговоров со своим союзником. Мне думается, они плетут заговор против нас.

– На свадьбе отсутствуют многие аристократы, – заметил барон. – Не один я устал от этих матримониальных игрищ Императора. Все его свадьбы до безобразия похожи друг на друга.

– Но, в отличие от других, эта свадьба дает мне возможность пригласить вас на Грумман. Будьте моим почетным гостем. У нас много общего. Кто знает, не удастся ли нам сообща добиться наших целей.

Барон с любопытством, смешанным с тревогой, принялся внимательно рассматривать собеседника.

– Да, можно поискать какие-нибудь возможности. Да-да, мой визит на Грумман может оказаться интересным и взаимовыгодным. Мои люди займутся приготовлениями.

Когда фрегат Атрейдсов покинул грузовой отсек лайнера Гильдии, Дункан Айдахо повел его к пятнистой поверхности Икаца. Небо было затянуто облаками, материки являли собой огромные массивы, окрашенные в разные оттенки зеленого. Пол рассмотрел многочисленные моря, но все они были все же меньше, чем безбрежные океаны Каладана.

Пол сразу заметил, что после того, как герцог Лето открыл цель путешествия, между родителями пробежал холодок. Дункан не мог объяснить Полу причину.

– Это не мое дело, молодой хозяин. И если бы это было ваше дело, то отец сам бы все вам рассказал.

Все короткое путешествие Пол провел в небольшой библиотеке корабля, где отыскал несколько видеокниг об Икаце, решив побольше узнать об этой планете – буйном и плодородном мире, полном непроходимых джунглей, влажных лесов и обильно орошаемых земледельческих угодий. Основными статьями экспорта были твердая древесина и экзотические дары лесов, а также необычные мази, редкие лекарства и смертельные яды.