Андрэ Нортон - Эхо времен

Но с этим пока следовало подождать. Сейчас её ждали учителя.

Женщина вынула рацию и попыталась вызвать Эша. Она не услышала ничего, кроме статического шума. Это было неприятно, но ожидаемо. Тогда она попробовала импульсный код — и несколько мгновений спустя Гордон отозвался.

Что ж, и то хорошо. Саба отстучала: «У меня все хорошо» и «Изучаю обстановку». Через секунду пришёл ожидаемый ответ: «Твоё послание получил».

Это была настоящая связь! На миг музыковедом овладело сильнейшее желание сесть и попытаться обменяться с напарником другими кодированными фразами, но она пока не была твёрдо уверена в том, что их никто не подслушивает. Ведь смысл общения с помощью импульсного кода заключался в отправке коротких сообщений — таких коротких, чтобы их не успела засечь любая высокотехнологичная система слежения.

Кроме того, профессор не знала, долго ли рилла и виригу станут её дожидаться. А вдруг они занервничают и вернутся, чтобы проверить, как у неё дела?

Поэтому она переоделась в балахон, наведалась в гигиеническую нишу, чтобы освежиться, и ради эксперимента сунула свою одежду в кабинку. Очищающее поле действовало, судя по всему, не только на людей, но и на ткани. Затем Саба проверила качество воды с помощью прибора, которым Васильева снабдила каждого участника экспедиции. Прибор показал, что из крана течёт чистейшая Н 2 О. Она сделала глоток из чашки без ручки, несомненно предназначавшейся для питья. Вода была почти безвкусная, словно дистиллированная.

Означало ли все это, что все существа здесь нуждались, как и люди, в свете, воде и… Гармонии?

Следовало это выяснить.

Саба облачилась в комбинезон, но поверх натянула один из балахонов. Рацию она снова прицепила к поясу под балахоном, а ранец с ноутбуком убрала в самый нижний из ящиков в «гардеробе», как она мысленно окрестила стенной шкаф.

Настало время приниматься за работу.

Следующие несколько дней оказались настолько похожими один на другой, что впоследствии просто слились в памяти воедино.

Каждое утро супруги покидали свою крохотную комнатушку и шли на работу через нурайлский район портового города. В первую ночь поселение накрыл облачный фронт и зарядил долгий моросящий дождь, который, судя по всему, прекращаться не собирался.

Сначала Россу это показалось подарком судьбы. Дождь немного охлаждал влажный воздух, но самое главное — он уносил всепобеждающие запахи, исходящие из джунглей, примыкавших к жилым нурайлским кварталам. Мердоку сразу стало легче дышать, спал отёк в носоглотке, а запах мокрого асфальта был ему приятнее мешанины сладких ароматов.

В транспортном центре они с Эвелин трудились много и старательно, почти непрерывно, вместе с другими существами, принадлежащими к самым разным расам. Виригу редко к кому-либо из рабочих обращался, но наблюдал за работой постоянно. Некоторые делали очень мало, но никто им ничего не говорил. Агенты занимались своим делом и к концу второго рабочего дня заметили, что хороших, старательных сотрудников переводят в другие отделы.

Их цель заключалась в том, чтобы стать водителями электромагнитных глайдеров. Это помогло бы членам экспедиции, если потребуется, незаметно передвигаться. Если только за счёт переводов и повышений в должности им удастся попасть на места «извозчиков», они не станут расслабляться, а будут работать так же хорошо и старательно.

Большинство их сослуживцев держались особняком или группами со своими сородичами, но все же не все вели себя таким образом. Во время единственного официального перерыва, в полдень, некоторые существа болтали между собой, а в это время маленькие серые мува сновали по цеху с тележками и продавали самую разнообразную еду.

Росс обратил внимание на то, что тележки мува снабжены пластинами, к которым полагалось прикладывать руки и прочие конечности. Похоже, никаких денег тут не существовало — ни монет, ни купюр. Неведомые единицы расплаты регистрировались во время контакта конечности с пластиной.

Разговоры во время еды редко оказывались интересными, но все же для людей это была неплохая практика восприятия языка на слух — тем более что разговаривали самые разные создания со всевозможными органами речи. У некоторых свист получался высоким и пронзительным, у других — на удивление плавным. Голоса представителей одного из видов звучали наподобие гобоев, и супруги, которые не знали, как они называются, прозвали их для себя «музыкальным народцем».

Они оба обратили внимание на то, что даже те, кто держался исключительно поблизости от сородичей, говорили только по-йилайлски. Росс и Эвелин из осторожности поступали так же, если только был хоть малейший шанс, что их услышат. Порой это сильно удручало, но Мердок, по крайней мере, оставался рядом с женой, а та всегда держалась молодцом. Она буквально набрасывалась на работу с азартом и интересом, а к жизни на чужой планете относилась без страха.

Когда-то таким же был и сам Росс. Он пытался воскресить в себе эту беззаботную жажду приключений, но присутствие Эвелин пробуждало стремление защищать и ответственность. Мердок все время был настороже и ожидал опасности — но старательно это скрывал.

Каждый вечер к супругам заходили другие агенты из группы, работающей в городе. Вышло так, что их комната оказалась самой первой по ходу пандуса из тех, которые занимали земляне.

Поначалу всем было не о чем особенно рассказывать. Гордону удалось обменяться короткими сообщениями с Сабой. Та — что никого не удивило — тоже, похоже, «изучала изгнание». От Михаила и его напарника, Виктора, Эш никаких вестей пока не получил.

Две русские женщины работали почти так же тяжело и много, как Росс и Эвелин. Если выдавалась свободная минутка, они старались слушать звучавшие вокруг беседы, не нарушая при этом рамок «подобающего изгнания». Вера всеми силами старалась вызывать на разговор всех существ, с которыми её сводила работа; Ирина слушала и потом делала короткие заметки с помощью своего ноутбука. Она занималась этим и во время вечерних встреч, и поначалу это немного раздражало Мердока, но потом он решил, что, видимо, Базарова так понимает свою роль в экспедиции, и перестал обращать на неё внимание. Эвелин, со своей стороны, вроде бы ничего против такого поведения русской не имела. Она каждый вечер практиковалась, отрабатывая удары и блоки, независимо от того, находился кто-то рядом или нет.

— Они говорят слишком быстро, — пожаловался Росс как-то раз вечером. — И очень многого мы до сих пор в этом языке не улавливаем. С карьерой в транспортном центре у нас тоже до сих пор туговато.

— Мне эта картина напоминает об уроках английского, — с улыбкой заметила Вера. — Я этот язык четыре года учила в школе и думала, что знаю его прилично. А потом нас с одноклассниками отправили на экскурсию в Англию, и — ха! Все вокруг говорили так быстро, да притом ещё на каком-то невообразимом жаргоне, и у меня, в конце концов, закружилась голова! Оказалось, что я столького не знаю…