Валерий Атамашкин - Восстание Спартака

– Заткни свою пасть, Занак, – рявкнул Берт.

– Заткни – не заткни, а долг отдавать придется! Незачем играть, коли проигрывать не умеешь! Я не виноват, что мне выпадала «Венера», а тебе «собаки» 125 125 Лучшая и худшая из возможных выпадающих в игре в кости комбинаций. . Надо было лучше башенку 126 126 Специальный стаканчик для костей, в котором они перемешивались для броска, назывался turricula («башенка»). трясти!

Берт отмахнулся. Словесная перепалка между всадником и пехотинцем натолкнула меня на мысль атаковать, пока отвлечены Берт и Занак. Мое тело послушно отозвалось мышечным напряжением, связки натянулись в струну, я приготовился к прыжку – Занак, отвлекшись на перепалку, показал спину. Но не успели мои ладони коснуться земли, чтобы сделать отчаянный прыжок, ставший бы последним для одного из предателей, как к лагерю вышла троица гладиаторов, ведущих под уздцы наших коней. Занак опять вернулся к Крату, его щеки залила краска гнева. Шанс был упущен. Я стиснул зубы настолько сильно, что услышал хруст в челюсти.

Кони, среди которых был мой Фунтик, заржали, им не нравился запах смолы. Видя это, Утран затушил костер. Представление с дымящим костром и дружными разговорами создавалось для одного человека – меня. Они четко знали, что я не пройду мимо.

Теперь, когда лезвия меча Утрана не было рядом с моей шеей, а раздраженный Занак стоял чуть поодаль, я счел возможным нарушить свое молчание.

– Что вам нужно? – осторожно спросил я.

– Заткнись, – взвизгнул Занак, не успевший прийти в себя после стычки с пехотинцем. Он перекладывал спату из одной руки в другую, вытирая мокрые ладони о плащ.

– Сам когда-нибудь заткнешься, достал, – фыркнул один из пехотинцев.

– Тебе лучше действительно помолчать, Занак, – в разговор вмешался Утран, по всей видимости, не хотевший, чтобы из-за одного неврастеника вспыхнул конфликт.

– Что значит заткнись, ты слышал, как со мной разговаривает осел Берт? А долг? Кто отдаст долг в двадцать асов за проигрыш в кости, скажи-ка, Утран? Не ты ли?

– Не сейчас, брат! – рявкнул Утран.

Теперь я уже отчетливо ощущал царившее у костра напряжение. Как пехотинцы, так и всадники буквально не находили себе места. Создавалось впечатление, будто предатели не до конца понимали, что делать дальше. Очень скоро в низине у костра поднялся галдеж. В стороне от меня полушепотом спорили Утран и Берт, я слышал обрывки их разговора.

– Что, если римляне обманут, чего им это стоит? – спрашивал Утран пехотинца.

– Поздно проснулся! – прошипел Берт.

– Поведешь его сам? – спросил всадник.

– Сам и получу свободу, олух! – огрызнулся пехотинец.

Занак по правую руку от меня по третьему кругу начал покрывать проклятиями должника-обидчика, и я не услышал, чем закончился занимательный разговор. Однако через минуту рядом со мной выросли Утран и Берт. Всадник направил свою спату мне в грудь и произнес вслух слова, которые должен был передать Ганнику. Вопрос, которого я ждал с тех пор, как оказался в заложниках.

– Что это значит, Спартак? Отвечай? – грубо спросил он.

Я гордо вскинул подбородок и посмотрел предателю в глаза. Отлегло. Выходит, Гай Ганник не имел никакого отношения к происходящему у костра, иначе предатели не задавали бы этот вопрос. Мысль о том, что ничего еще не потеряно, приятно согрела.

– Отвечай! – повторил Утран. Он присел на корточки, коснулся кончиком спаты моей шеи.

– Это значит, что Красс отправляется в Копии, – сказал я с усмешкой.

– Что за бред? – хмыкнул всадник. – При чем здесь Копии?

– Убери спату, ты получил ответ на свой вопрос! – отрезал я.

Берт, стоявший немного в стороне побелел от гнева.

– Чего непонятного в том, что Красс идет в Копии, – он сверкнул глазами. – Он лжет!

Я промолчал.

– Этот вопрос может стоить мне свободы, Спартак, – голос Утрана отдавал металлом.

– Ты свободный человек, разве нет? – холодно спросил я.

Теперь уже промолчал всадник. Я почувствовал, что задел Утрана за живое, и продолжил говорить.

– Разве не ради свободы мы подняли свои мечи, чтобы разрубить оковы доминуса? Не ради свободы мы бросили вызов Риму? – напирал я.

На помощь растерявшемуся всаднику пришел Берт.

– Молчи! Твоя свобода приведет нас к казни, ты сам это знаешь! – зарычал он.

Оживился Утран. Возбужденный, он поднялся, убрал острие меча от моей шеи и принялся размахивать руками.

– Ни у одного из нас нет ни единого шанса выжить в войне без конца и края, а если случится так, что мы подпишем с римлянами договор, то никто, за исключением кучки твоих приближенных, не получит свободу!

– Мне не нужна такая свобода, – отрезал я и парировал словами, услышанными в споре: – Я лучше умру свободным человеком, защищая себя и своих близких, чем буду пить ваше поганое фалернское на клочке земли, который даст мне твой доминус!

Берт отмахнулся, показывая, что ему больше не интересен наш разговор, но посчитал необходимым оставить последнее слово за собой.

– Я всегда уважал то, что ты делаешь, восхищался, но наше дело погибло, у нас не остается другого выхода. Прости, меозиец. Я привык отвечать в этой жизни только за себя. В отличие от Красса, Гней Помпей Магн не оставит нам шанса в этой войне! – он запнулся, справляясь с возбуждением. – Faber est suae quisque fortunae! Еще раз, что это значит, Спартак?

– Помпей? – я нахмурился, пропуская его вопрос про пословицу..

– Он не будет ничего говорить, Берт! – взвизгнул Утран.

Берт не обратил внимания на слова всадника и нагнулся ко мне.

– Тебе еще ничего не известно, меозиец? Сенат направил Магна на помощь Крассу. В Лукании спят и видят, когда полководец заберет у Красса венок! В Копиях выставлен римский гарнизон…

Я уже не слушал. Неужели сенат подключил к этой войне Помпея? Появление третьей могущественной силы путало мои планы. Пора ставить точку в затянувшемся спектакле у костра. Утран и Берт, к этому моменту потерявшие концентрацию, продолжали нести какую-то чушь. Я ударил.

***

Берта согнуло пополам. Удар пришелся в пах, яйца гладиатора стали всмятку, глаза вылезли на лоб, послышался приглушенный стон, и Берт, теряя сознание, начал заваливаться на бок. Я подскочил на ноги, схватил гладиатора как щит и прикрылся от двух пущенных его лучниками стрел. Один наконечник вонзился в спину пехотинца, другой пришелся в руку. Берт вскрикнул последний раз и обмяк. Голова безжизненно упала на грудь. Надо сказать, мне повезло, Берт был гораздо мельче меня, и окажись его лучники проворнее, исход мог оказаться другим. Чтобы не дать лучникам второго шанса, я отбросил труп Берта наземь и рванул вперед. Лучники попятились, не успевая выхватить стрелы из колчана, не то что прицелиться. Обескураженный Утран попытался преградить мне путь, но взвыл и схватился за ногу, которая вдруг заболталась, будто переваренная сосиска. Каким хитрецом оказался Галант, когда сделал вид, что потерял сознание! Гладиатор тяжелым ударом ноги, обутой в сапог, сделал из колена Утрана труху, порвав к чертям связки, выбив мениск. Галанту понадобился миг, чтобы свернуть всаднику шею. Он выхватил спату из рук Утрана и издал боевой клич. Четверо пехотинцев Берта, завидев галла, бросились на гладиатора со всех сторон. Не спал Крат. Он подхватил гладиус Берта, выполнил им в воздухе невообразимый пируэт. Начался бой. Четверо пехотинцев и двое всадников против двоих моих людей, вставших спина к спине.