Ню Бейли - К'ахана. Племя изгоев

– И что же, он даже не достоин быть сожженным, как и остальные? – возмутился Кириак, прекрасно зная, какой на это последует ответ.

– Тук’хан наложил на себя руки, – голос Ва'ан дрожал, ей было неприятно произносить это вслух. – Он пошел против воли богов, против своей судьбы. Пусть его участь будет напоминанием всем нам…

– О лишении права выбора, – грубо закончил фразу Кириак, на что Ва'ан одарила его полным отвращения взглядом. Именно такой взгляд он помнил, когда проходил через валхори 20 20 Валхори – обряд взросления молодого охотника при достижении совершеннолетия. Эта церемония осуществлялась самым безжалостным образом, происходила проверка того, насколько юноша физически и психологически закален, способен терпеть боль и сражаться с врагами до последнего ради блага сородичей. .

Кириак закрыл глаза, он больше не мог смотреть на усопшего. Ему было жалко Туко, каким бы позором ни считалась его смерть. Толпа вскоре расступилась. Люди вернулись к повседневным делам: мужчины отправились на охоту, женщины – на сбор ягод и фруктов. Подросших мальчиков мужчины по обыкновению брали с собой. Девочек же матери обучали шитью и готовке.

– Сегодня ведь у мальчиков тоже будет какой-то ритуал? – тихий голос Тианы вырвал Кириака из оцепенения. Он посмотрел вслед уходящим соплеменникам и обернулся к ней, нежно положив руку на плечо.

– Откуда ты знаешь? Опять подслушала? – прошептал он ей на ухо. – Сколько раз я говорил тебе…

– Да-да, я буду осторожна и впредь не буду лезть в мужские обычаи, – передразнила его Тиана и добавила шутливо: – А вы – в наши!

Кириак удивленно изогнул бровь и кивнул. Ранее он никогда и не задумывался, что у женщин, возможно, тоже есть ритуалы, о которых он, как и другие мужчины, не должен знать.

Вскоре Тиана ушла помогать своей семье, а Кириаку уже не в первый раз предложили принять участие в церемонии перехода, проводившейся для мальчиков-подростков, но он категорически отказывался, чем еще больше настроил против себя мужскую часть племени. С искренним сочувствием он провожал взглядом выстроившихся в шеренгу мальчишек. Очередь вела в шатер, из которого изредка доносились крики. Один из мальчишек, вдруг не выдержав, сорвался с места и бросился наутек, врезавшись прямо в Кириака. Он тут же поймал беглеца и опустился на колени.

– Тише, парень, все в порядке, – осторожно обратился к мальчику Кириак, ловя его перепуганный взгляд. – Тебя как звать?

– П-пан, – тихо ответил беглец. Его плечи дрожали, а колени подкашивались, – Пожалуйста, не веди меня обратно…

– Я понимаю, ты боишься, – мягко сказал Кириак. Жестом показывая взрослым, что все в порядке. – Я тоже боялся, когда проходил через валхори…

На глазах Пана выступили слезы, и дрожало теперь все тело. Он сел за землю, обняв себя за колени, и спрятал лицо. Кириак сел вместе с ним, не выпуская из рук.

– Когда-то моя мама утешала меня, рассказывая историю происхождения этого ритуала… Ты её знаешь, Пан?

Мальчик приподнял голову, с любопытством посмотрев на Кириака, а потом вновь опустил, не проронив ни слова.

– Это было очень давно, но я все равно удивлен, как она могла ее знать. Возможно, жены вождей знают несколько больше, чем остальные… Мы тогда еще были вместе, я был совсем мал и, конечно, как и ты, слушал истории предков от Ва’ан, но мое любопытство всегда было сильнее, чем у других. Взрослые не любят лишних вопросов, но не моя мать.

Пан перестал всхлипывать и поднял голову, внимательно слушая Кириака.

– Когда-то наши предки познали великую боль изгнания. Со временем изгои собрались все вместе, в к’ахана им больше нечего было бояться. Но люди продолжали теряться в лесах после долгой охоты, а дети – играть слишком далеко от дома. Отцы больше всего переживали за своих сыновей, ведь девочки никогда не покидают родного пристанища. Тогда один из первых вождей с согласия Матери решил готовить мальчиков с раннего детства, и одним из обрядов стал валхори, иначе мы его называем «переход».

– А почему переход? – окрепшим голосом спросил Пан.

– Переход означал взросление, а значит, готовность к суровой жизни, полной опасностей и зла. Мальчик, перенесший валхори, не будет бояться.

– А есть чего… бояться?

– Пан, наше племя не любят с давних времен. Никто не знает точно, что произойдет с тем, кто отобьется от стаи… Ты должен быть готовым ко всему. Покажи терпение, посмотри в глаза страху, и ты справишься. Я уверен, ты сможешь. А теперь беги!

С этими словами Кириак отправил Пана обратно, и тот уже не стал убегать. Кириак с тревогой оглядывался на шатер, но так и не услышал новых криков. Не сегодня.

Отец без тени сожаления смотрел на то, как тело Кириака исполосовали ножом. Кириак скрежетал зубами, тяжело дыша, едва сдерживая крик. В пределах огромного шатра был разложен костер. Бревна смыкали черепа, образуя подобие арки, через которую перебрасывали веревки. Его и еще одного юношу раздели догола. При свете пламени в глубокие надрезы вставили некие предметы, напоминающие пластины.

– Боль нужна, чтобы учиться терпению. Ваши тела – лишь оболочка, и если вы себя жалеете, то вы уже мертвы, – прогремел Смарагд.

– Вы будете нас подвешивать? – догадался Кириак, и его тут же его больно ударили под дых.

– Будь мужчиной или умри!

Кириак смиренно опустил голову и увидел на пластах крюки, через которые несколько пар рук продевали веревки. Женщин на церемонии не было. «Это очень важный в жизни мужчины обряд», – утешал себя Кириак, когда веревки с силой тянули вверх.

– Вы ощутите на себя всю тяжесть изгнания, поняв, что вы изгнанники даже собственного тела.

Мучение было невыразимым – тело раздирала судорога, тем самым еще сильнее открывая раны. Пласты впивались в мясо, пуская кровь. Он плотно зажмурил наполняющиеся слезами глаза, сжал руки в кулаки так, что хрустнули костяшки. Его и другого молодого юношу вздернули на максимально возможную высоту. Пласты рвали кожу, оттягивая ее от мышц, костей. Кириаку казалось, что его разорвет на части. Из груди вырывался не крик, нет, изнутри вырвался пронзительный вой. Кириак знал: если не удержит его в груди, то отец навсегда отвернется от него и все племя вместе с ним. Он не хотел стать позорным изгоем и со всей силой сомкнул челюсти на языке. Отчаянный вопль оглушил Кириака. Он не сразу понял, кричал ли он сам или кто-то другой.

– Снимайте его! – с презрением приказал его отец. – Этот слабак не прошел испытание.

Кириак с облегчением понял, что говорят не с ним. Слезы хлынули из глаз, размывая искаженные тени на стене.

– Он мертв, – едва прошелестел незнакомый потухший голос. «Это мог быть отец погибшего», – из последних сил подумал Кириак.