Дмитрий Воронин - Арена

Тут он немного покривил душой. За те шесть лет, что он работал на Штерна, они с Леночкой выезжали на отдых не так уж и редко, бывало, что и по два раза в году. Другое дело, что далеко не все эти поездки были связаны с выездом из страны, но кое-какой опыт зарубежных туров у Саши, безусловно, был.

– По сравнению со мной вы турист со стажем, – взмахнул руками Дан. – К тому же, наверное, и язык хоть немного знаете, да? А я ведь в английском… говорят, они там на английском говорят, ну, кроме своего родного? В общем, я и двух слов связать не смогу. Это просто ужасно, – он закатил глаза, чтобы передать всю глубину ужаса ситуации, – это же ни в одном магазине ничего не купить, не так ли? Откуда я могу знать, что он мне там бормочет? Ой, нас, кажется, зовут на регистрацию!

Проталкиваясь сквозь толпу, Саша испытывал двойственное чувство. С одной стороны, ему смертельно не хотелось ввязаться в какой-нибудь скандал, с другой – ему казалось, что каждый человек в аэропорту задался целью толкнуть его или, в крайнем случае, сказать вдогонку что-нибудь нелицеприятное. В глубине души он понимал, что определенная доля правоты в действиях этих хамов имелась – двухметровый Трошин, навьюченный семейным багажом, прокладывал себе путь через толпу подобно атомному ледоколу, крушащему льды. Но вот наконец основные скопления народа остались позади, и перед ним была теперь только очередь к стойке регистрации. Лигов, строго исполняя свое обязательство не отставать от «бывалого», пристроился сзади. Шли минуты. Очередь не двигалась. Дама за стойкой, не обращая ни малейшего внимания на столпившийся и переминающийся с ноги на ногу народ, что-то увлеченно писала. Леночка, которой терпение было вообще несвойственно, уже косилась в сторону второй, соседней очереди – там дело шло, пусть и не слишком скоро.

– Может, туда перейдем? – наконец не выдержала она.

– Помнишь законы Мэрфи? Соседняя очередь всегда идет быстрее. Не обращай внимания, без нас все равно не улетят.

Слова словами, а минут через десять терпение иссякло уже и у самого Александра. С раздражением бросив сумку на пол, он подошел к стойке.

– Девушка, мы долго ждать будем?

Она подняла глаза. «Девушке» было лет под сорок, и это притом, что женщины стараются выглядеть моложе. На лице ее, между грубыми слоями косметики, читалось искреннее возмущение от того, что кто-то посмел открыть рот без ее разрешения. Голос женщины ничуть не уступал выражению лица, то есть был тоже довольно-таки мерзким.

– Чего вы здесь стоите? Вы вообще у другой стойки регистрируетесь.

От такой наглости у Саши перехватило дыхание, а пальцы непроизвольно сжались в кулаки. В такие моменты он всегда живо понимал, почему в России не разрешено свободное ношение оружия. Будь у людей это право, таких тётенек отстреливали бы пачками. И суд бы оправдал, мол, состояние аффекта.

– А вы полчаса назад сказать это не могли?

– Я не обязана кому-то что-то растолковывать, – взвилась она. Голос грозил через мгновение-другое перейти в крик, и Трошин чувствовал, что ей этого очень хочется. – Вон, на табло написано.

«Конечно, она дура и сука, – подумал про себя Трошин, медленно остывая. – И с нее бы не убыло, если бы она сказала раньше. Но на табло действительно написано».

– Каждый будет тут ходить и указывать, как мне работать…

Не желая предоставлять склочнице возможность и дальше развивать благодатную тему, Саша молча вернулся к Леночке, подхватил сумку и двинулся к другой стойке. Оставалось надеяться, что других инцидентов не будет.

В тот же день, ближе к вечеру, распаковывая сумку в номере отеля, Саша вдруг испустил сочное ругательство, заставившее Леночку чуть не подпрыгнуть от неожиданности.

– Что случилось?

Он молча протянул ей свой сотовый. На телефоне виднелась солидная вмятина, и работать он, разумеется, отказывался наотрез.

– Где ты его так? – Леночка тут же успокоилась. Ну, раздавили телефон, и черт с ним. Во всяком случае, теперь этот противный Штерн не сможет позвонить и оторвать их с мужем от полноценного отдыха. Воистину, если бы не этот случай, телефон следовало бы сломать самой. Или ненароком «забыть» его дома.

– Не знаю, – сокрушенно покачал головой Александр. – Может, в аэропорту. А может, эти мальчишки, что носильщиками подрабатывают. Да теперь-то какая разница.

– Никакой, – согласилась с ним жена. – И вообще, пойдем на пляж, сейчас уже не так жарко. А еще говорят, если купаться ночью, видно, как вода светится.

– Пойдем. – Саша взял полотенце.

Выходя из номера, он тихо понадеялся, что за ними никто не увяжется – прежде всего мысли эти касались прилипчивого Дана, – и они смогут спокойно разместиться под зонтиком вдвоем. Тем более что на Леночку Дан произвел самое благоприятное впечатление, поскольку сыпал комплиментами, пару раз порывался поцеловать ручку и к тому же, как оказалось, знал невероятное количество анекдотов, каковые из него сыпались как из прохудившегося мешка. В результате Леночка с удовольствием поддерживала с Лиговым беседу, а Саша почему-то злился и все больше замыкался в себе. Поэтому он просто мечтал по дороге не встретить Дана.

Некоторым мечтам просто не суждено осуществляться.

Мужчина шел по ночной улице, полной грудью вдыхая свежий ночной воздух. Снегопад, долгожданный и желанный, недавно закончился, и последние снежинки еще лениво кружились в воздухе, становясь видимыми, только попав под яркий свет редких здесь фонарей, и плавно падали на слегка прикрытый белой пеленой асфальт. Гарь, смог – все, чем так богат был воздух еще несколько часов назад, почти полностью исчезли, сметенные рухнувшим с небес потоком мягкого и пушистого снега. Жаль только, что все закончилось так быстро.

И все же он наслаждался жизнью – город стал чище, по крайней мере на первый взгляд. Завтра утром снег уже не будет столь ослепительно белым, а к вечеру он и вовсе примет типичную для большого города серую, местами почти переходящую в черную окраску. Но это будет потом, а сейчас деревья, каждая веточка которых была обтянута белыми перчатками, и казалось, что попал в какую-то сказку. Мужчина шел не спеша, любуясь заснеженной улицей и не обращая особого внимания на то, что тротуар уже сейчас стал довольно скользким, что на улице горит ладно если один из пяти фонарей…

И что скрип снега под его ногами почти заглушает шаги другого человека. Идущего позади.

Впрочем, даже если бы он и услышал эти шаги, вряд ли это послужило бы причиной испорченного настроения – и даже тени беспокойства скорее всего у мужчины не возникло бы. Он не боялся никого и ничего. И не потому, что был глуп – говорят, только дураки ничего не боятся, нет, он просто весьма точно умел оценить свои шансы. И эта оценка, ничуть не преувеличенная, позволяла ему утверждать с полной уверенностью – здесь, на этой ночной улице, в этом городе, таком знакомом и предсказуемом, ему бояться нечего. Вряд ли какой-нибудь искатель приключений, вознамерившийся исследовать содержимое карманов дорогой кожаной куртки, сумел бы после такой попытки уйти восвояси на своих ногах.