Андрей Дашков - Человек со многими голосами

На протяжении нескольких секунд топтун висел между жизнью и смертью. Повезло – выпала жизнь, хотя кое-чем пришлось поступиться. Крестоносец почуял женщину. Сорвал у нее с головы капюшон. Ему тоже повезло – сучка попалась смазливенькая. И обошлась совсем недорого. Можно сказать, даром.

Он отобрал у нее смехотворное оружие и развернул лицом к стене. Заставил наклониться, задрал юбку, разорвал тонкие трусики. Она была сухая в промежности и слишком напряжена от страха, но он и не собирался удовлетворять ее.

Сотню одиноких ночей он спрессовал в три минуты. Ему пришлось довольствоваться суррогатом, да и само его желание тоже было суррогатом – не такая уж редкость в мире тотальной фальши и подделки. Но все-таки фальшь лучше, чем безумие.

Ни теплой постели, ни ласки, ни хотя бы слитного дыхания. Оргазм – как удар черной волны. Больше думаешь о том, чтобы устоять. Безрадостное облегчение. Сучка испытала только боль, однако не издала ни звука, даже не понадобилось предупреждение. Потом он вырубил ее безжалостным ударом в голову и оттащил за ворота, чтобы не попала под колеса или копыта. Теперь она вызывала у него отвращение. На ее ляжках высыхала его сперма, которой могло бы найтись лучшее применение.

Трата жизненной силы была незначительна. Крестоносец восполнил ее в ближайшем энергетическом узле и двинулся дальше неслышной походкой привидения.

Ролло не обманул стражников. Он действительно разыскал кладбище. Это не заняло много времени – у него был нюх на такие места. И вульгарный запашок мертвечины тут ни при чем. Он имел дело с действительно тонкими материями и ароматами.

В лунном свете городское кладбище выглядело волшебно. В этом смысле стражники не обманули Ролло. А насчет метеоритов они, конечно, пошутили. И это называлось юмором. В самый раз для короткоживущих созданий. Чем им еще утешаться в своей эфемерности?

Ролло долго бродил по кладбищу, наслаждаясь здешним покоем, пейзажем и остроумием авторов некоторых эпитафий. И вот он набрел на внушительного вида склеп, отличный от большинства прочих – безыскусных и недолговечных. Работу мастера он узнавал сразу. Над дверью строения было высечено: «Остуди мой пыл, холодная любовь».

Приглядевшись, Ролло заметил, что к двери склепа протоптана тропа, что свидетельствовало о частых посещениях. Сюда приходили раз в год, никак не реже. Но уходили ли?

Сквозь щель под дверью пробивался тусклый голубоватый свет. Ролло решил заглянуть на огонек. Тем более что земля на непустых могилах зашевелилась.

Дверь склепа оказалась заперта изнутри. Но не для Ролло. Преодолеть двенадцать сантиметров хромованадиевой стали ему было легче, чем назвать по имени последнюю любовницу. «Любовницу»! Он смаковал слово, пока воссоздавал телесные ощущения, подменяя легчайшие поцелуи лунного света полузабытой и куда более жадной страстью. Тьма Господня, как же давно это было!..

Очутившись там, где его не ждали, Ролло улыбнулся широко и радостно. Подумать только, прошло всего несколько часов, а он уже нашел себе помощника. И, судя по виду, смышленого.

Крестоносец следовал одному из своих старых правил: если хочешь узнать город, ходи по нему ночью, когда смолкает шум и слышен шепот.

Город – нечто большее, чем скопление построек, в которых едят, спят, совокупляются, работают, шевелят мозгами и узнают друг о друге то, чего лучше было бы не знать. Город – это место, где тысячи и десятки тысяч ежесекундно приносят в жертву свои жизни. Такое место не может не внушать уважения. Это одновременно некрополь и гигантская колыбель. Колыбель для тех, кто останется здесь до самой смерти и будет жить, не решаясь перерезать пуповину. Хлев для домашних животных, где иногда случаются дикие вещи.

Крестоносец пришел сюда в поисках диких вещей. Таков был его крест. Кроме, конечно, тех двух, что выжжены на его щеках. Клейма превосходства. Клейма отверженности. Впрочем, последние лет двадцать он почти не думал об этом. Клочки Нечистой Бумаги со словами «сожаление» и «тоска» давно стали пеплом на ветру. Его воображение потускнело, как старая монета, но все еще не было убито. Обращенное в пепел, уносимое ветром, оно возвращалось снова и снова, как возвращается и сам ветер – всегда другой и всегда тот же.

Крестоносец бесшумно двигался, впитывая миазмы города. Он различал миллионы оттенков тьмы, сотни разновидностей тишины, долгое эхо молчания. Улицы были щупальцами пустоты, протянувшимися сквозь Камень. В каждом закоулке притаился шепот. Город рассказывал все, открывая подноготную тому, кто мог и хотел услышать. Рассказывал о целых поколениях, так и не дождавшихся награды за свое долготерпение. О надеждах молодых, которые разбивались где-то между испарившейся любовью и скучной зрелостью. О сожалениях стариков, подслеповато вглядывавшихся в прожитую неизменность. О том, что во все времена обнаженное существование остается болезненной бессмыслицей. О том, как приходят в этот мир голыми и слепыми и орут при пересадке, а уходят запеленутыми в саваны, с зашитыми ртами и монетами на глазах…

Город иногда обманывал. Заводил в тупик отчаяния. Крестоносец умел отличать правду от лжи.

Камень был огромен. Слишком огромен, чтобы управиться с мелкоячеистой сетью за одну ночь. Тут не хватило бы и недели, но крестоносец никуда не спешил. Впереди у него была бездна вечности и даже кое-что потом, вроде призовой игры.

Барон сообщил ему, что, согласно последней переписи, в городе проживает около восьми миллионов человек. Крестоносца это не огорчило и не обрадовало. Небольших изолированных поселений не осталось вовсе. Наступили времена невиданной концентрации рабочей силы. Одни закрытые города лежали в руинах, другие процветали. Почему это так, не знали даже советники новых феодалов по экономике, не говоря уже о крестоносцах.

Ролло поселился у вдовы галантерейщика. Поначалу они сошлись на десяти монетах в неделю, и новый постоялец занял комнату на втором этаже, в которой до него проживал убитый на дуэли вояка. Ролло это нисколько не смущало и даже немного забавляло. От вояки осталось кое-какое барахлишко – именной «маузер», компакт-диски с записями грегорианских хоралов, набор порнографических открыток, бронежилет и джинсовые шорты с вышитым на заднем кармане мальтийским крестом.