Сергей Фокин - На крыльях ветра

– Здесь красиво! – сказала Вика, немного зябко поежившись. Мне пришлось срочно отбросить все свои глупые мысли. Я подошел к ней сзади и неловко обнял, скрестив руки на оголенном животе. Она не уклонилась, даже намеком не дав понять, что это ей неприятно. Наоборот, уперлась затылком в мою грудь, и я почувствовал нарастающее волнение. Никогда еще в своей жизни я не был так близок с девушкой.

Попытался прижать ее чуть покрепче – и неловким движением дотронулся тыльной стороной ладони до груди. Скажу честно: никогда не думал, что та будет твердой, как кирпич. Понятно, что это все-таки часть женского тела, к тому же, лишенное костной основы… Но ощущение необыкновенной мягкости поразило меня! Наверно, сыграла роль романтичность обстановки. Я замер, ожидая пощечины, но Вика сделала вид, что не обратила на это внимания.

Мы стояли и молчали, впитывая аромат ночи каждый по-своему. Несмотря на шум листвы уже начали стрекотать ночные кузнечики. Наверно, прятались от дождя где-нибудь возле построек.

– Удивительно, – вдруг сказала Вика, повернув ко мне свое лицо. Оно показалось мне прозрачным, будто сотканным из лунного света. – Погода все-таки сменилась.

Я кивнул, а потом спросил, сам не зная, зачем:

– Ты когда-нибудь видела ветер?

Она немного озадаченно помолчала, потом ответила:

– Разве его можно увидеть?

– Можно. – Наверно, это прозвучало слишком серьезно, потому что Вика снова повернула голову и посмотрела на меня:

– Ты необычный, Дэн. Я таких парней еще не встречала.

– Правда? – спросил я больше для того, чтобы заполнить паузу, которая наверняка образовалась бы после этих слов. Думаю, на моем месте редко кто нашелся бы ответить иначе.

– Да.

Меня так и подмывало сказать в ту секунду: «Влад тоже необычный. У него кулаки как кувалды, и все передние зубы золотые». Хорошо, что я сдержался. Это могло бы разорвать ту ниточку, которая протянулась между нами. Вместо этого я снова набрался решительности и поднял свои руки чуть выше. Мои ладони обожгло нереальным ощущением уюта и тепла, а душа затрепетала, отодвинув на задний план прочие проблемы.

Вика покачала головой, потом вернула мои руки на прежнее место и мягко произнесла:

– Не надо все портить, Дэн…

Это можно было истолковать по-разному. Но в ее тоне мне послышались какие-то нотки, оставляющие надежду…

Чуть позже я проводил ее в одну из свободных комнат, а сам, расположился на кресле возле дверей и дежурил, как часовой, до самого утра, охраняя покой и сон.

Тех, кто читает эту историю, наверняка заинтересует вопрос: откуда же он взялся такой, если даже не знает, с какой стороны лучше подойти к девушке. Расскажу немного о себе.

Говорят, некоторые люди помнят, что с ними происходило в годовалом возрасте. Я не могу этим похвастаться. Моя мама развелась с отцом, когда мне было всего два года. Он ушел из моей жизни раз и навсегда, не оставив особых воспоминаний. Поэтому воспитывался я в дружном женском коллективе – мамой и ее родными сестрами.

Еще в третьем классе на уроке труда, когда мальчиков стали учить сверлить отверстия в дереве и забивать гвозди молотком, мне это показалось скучным. К тому времени я уже умел прилично вышивать крестиком. Занятие это подразумевало сосредоточенность и отрешенность, чего не хватало другим ребятам. Орудовать иголкой и ниткой получалось у меня неплохо, мама оставалась довольна, но в школе пришлось срочно учиться слесарным премудростям. За них мне ставили тройки, потому что руки, что называется, росли не из того места.

Все изменилось, когда у мамы появился новый мужчина. Я звал его дядей Васей, и он увлек меня авиамоделизмом. Как-то он пригласил нас с мамой за город на испытание любительских поделок, и там я впервые увидел такое разнообразие моделей, что голова пошла кругом. Больше того, дядя Вася дал мне попробовать управлять одной из них – своей старой, кордовой. Я пришел в неописуемый восторг – даже завопил от счастья! – и, конечно, допустил ошибку: на всей скорости влепил самолет почти вертикально в землю. От него мало, что осталось, но дядя Вася не расстроился, а сказал ободряюще:

– С кем не бывает!

Потом были таймерные модели, радиоуправляемые, споры о том, какой двигатель лучше – двухтактный или четырехтактный, горы прочитанной литературы, достать которую поначалу было не так-то просто… И скрупулезный труд над каждой деталью: работа с фанерой, сосновыми рейками, березовыми пропеллерами, пенопластом, алюминием… Всего и не перечислишь. И конечно, бешеная радость, когда твоя модель взмывает в воздух и совершает там весь набор головокружительных пируэтов, который авиамоделисты называют еще пилотажный комплекс. Случались и поломки, и аварии, но, как говорил дядя Вася, «неудача – первый шаг к победе».

Он многому меня научил. Жаль только, что их совместная в мамой жизнь оказалась короткой: они «не сошлись характерами».

Наше с ним общение агонизировало дольше. По инерции я еще занимался моделированием, даже принимал участие в каких-то соревнованиях, слушал советы… Но, видно, от рождения во мне не была заложена неугасимая страсть к чему-то одному. Вскоре без подпитки извне я остыл, и растерял свои инструменты.

Тогда мама снова повела меня в музыкальную школу, которую мы чуть не забросили из-за нового увлечения.

Вообще, я никогда не мог похвастаться, что чувствовал себя по жизни уютно. Мне необходимо было опираться на чье-нибудь плечо, чтобы стоять уверенно. Но и при таком раскладе мог запросто завалиться набок, и потом другие помогали подняться, отряхивали грязь с колен, успокаивали и говорили, что все не так плохо, как я себе рисую.

Скорее всего, это происходило от вечного чувства неуверенности. Никакие тренинги, описанные в пособиях, не помогали. Стоило представить какую-нибудь сцену, где требовалось сыграть роль придурка, над которым потешаются окружающие, меня начинало воротить от нее, и я захлопывал книжку. Убеждать себя, что выгляжу круто, и мне вообще наплевать на свой имидж, не получалось.

И потому, что не хватало уверенности собственной, меня всегда тянуло к людям, у которых ее было с избытком. Например, к Толику.

Иногда казалось, что понятие комплекса для него не существует. Он не межевался, когда нужно было спросить пять рублей на мороженое у совершенно незнакомого человека. Пререкался с учителями, не выучив домашнего задания, и часто доказывал им, что «не верблюд». Не делал проблемы, если приглашал в кафе девушку, «забыв дома свой толстый кошелек». У него можно было научиться всему, о чем писали Карнеги и другие психологи, совершенно бесплатно. Но для этого требовалось переломить себя. Как сказал бы плохой поэт, «наступить на горло собственной песне». И совершить такое я не мог: у меня попросту ничего не получалось. Песня звучала слишком громко, чтобы ее можно было усыпить простыми уговорами.