Константин Логутов - Друг

– Какое-то жжение в голове, пульсирующее такое, – я поморщился.

– Заканчивается действие наркотика, и ты просыпаешься.

– А что со мной произошло в той драке?

– Тебе сломали кость в переносице, осколок вошел вглубь. Кровоизлияние в мозг, и у тебя начались галлюцинации, – Алла внимательно следила за моим лицом.

– Жжение… сильнее становится… – голова начала невыносимо гудеть.

Алла растворилась в тумане. Всё вокруг завертелось-закружилось, пелена вращающегося тумана превратилась в темнеющую серую стену. Состояние сонливости постепенно захватывало голову, вскоре вокруг разлилась бархатная чернота. Жжение в голове выродилось в ужасный гул, заложило уши. Я мысленно закрыл глаза и мгновенно заснул.

Голова дико кружится и гудит, словно огромный пустой котел под ударами кувалды, периодически гул переходит в свист и писк на высоких нотах. Обтянутое бинтами лицо невыносимо горит, волны огня в такт пульсу разливаются от области носа. Веки вымазаны в какой-то мерзкой высохшей пасте, слиплись и не дают открыть глаза. Носоглотка сухая и першит, горло сжалось от недостатка влаги. Сильно хочется пить. В общем, очнувшись, я попал в такое состояние, когда жалеешь, что вообще жив.

Где-то в стороне глухо раздаются голоса, они что-то говорят, но ничего разобрать я не могу. Хочется провалиться в небытие и не просыпаться как можно дольше… Но поспать мне не дали: правая рука вдруг почувствовала холодные пальцы, они пробежались по вене, затем я ощутил резкий укол вытащенной иглы. Пальцы перепрыгнули на шею и задержались на гортани. Затем холодок исчез, но вновь появился на щеке. Мгновение спустя он перебежал на правый глаз и попытался его раскрыть.

В еще мутное сознание резко ударил поток света, когда веки наконец-то раскрылись. Затем свет ударил снизу и сбоку. Я зажмурился, пытаясь закрыть глаз, но его опять с силой разжали. Потом посветили с другой стороны и разрешили его закрыть. Моментально я провалился в глубокий бессознательный сон.

Проснувшись, почувствовал себя гораздо лучше. Ощущение времени пропало. Голова больше не гудела и не кружилась, меня не тошнило, а по лицу текла живительная влага, охлаждая пульсирующий нос. Вода смочила губы и попала в рот, потекла в ноздри и на глаза, и поперхнувшись, я чихнул. От мышечного усилия глаза раскрылись, впустив яркий свет.

– Ну, Гирь, с возвращением!

Это было настолько неожиданно, что я растерялся. С трудом сфокусировав взгляд на большом темном предмете перед собой, я понял, что это Семен.

– Здх…Зхд…ствуй, – прохрипел я пересохшим горлом.

– Да ты пей, пей! Ты два дня в отключке лежал, капельницу утром унесли, – я вспомнил резкий укол, – пей сколько влезет.

Осторожно, стараясь не шевелиться, я оглядел помещение. На первый взгляд обычная больничная палата, разве что более чистая, чем городские, но на окнах – решетки. Стекла из бронированной поликарбонатной пластмассы, такие не разбить при всем желании. На потолке не обычное панельное освещение, а проекционные диски, наподобие как в головизорах, только вместо голографического изображения они просто освещают помещение. Хм, такие я видел в армейском госпитале… Такие диски не дают острых осколков при разрушении и не способны порезать.

– Слушай, Сем, а мы где? На больницу не похоже.

– Это военный госпиталь пограничников, нас сюда сразу после собрания привезли, когда поняли, что дело плохо. С тобой и со мной. Остальных, кто выжил, «мясники» на грузовиках увезли, – рассказал Семен.

Я вспомнил темно-зеленую форму силовиков ОМС – отдела мобилизационных сил – спецподразделение, отлавливающее в мирное время «уклонистов» от армии.

– А с тобой что?

– Мне электродубинкой прилетело, а потом в толпе затоптали. Сам знаешь, как тесно там было. Но, конечно, я легко отделался, не то, что ты, – Сема нашел в себе силы хохотнуть.

– Да уж, одного удара хватило, – я мрачно усмехнулся, сразу заболело внутри носа. – И я что, два дня в отрубе был?

– Ага, тебе переносицу вправляли, осколок вытаскивали, а то двинул копыта бы уже, – сообщил Сема. – Видел бы себя, пока бинты не сняли! Мумия мля… Жаль смарты отобрали, сфоткал бы.

– Да я знаю про операцию, – я рискнул махнуть рукой, – и про нос сломанный знаю.

– Откуда?! Ты же в бреду был! – удивился Семен. – Нес хр*нь какую-то про богов!

– Мне подруга одна сказала, – я криво улыбнулся краешком губ так, чтобы не потревожить нос. – Ладно, как там пацаны? Где они?

– Я ж говорю, ОМС их увезли, не знаю куда. Может, судить будут… Хотя какой там суд! На «мясо» отправят и все дела! Все там передохнем!

– Ладно, не каркай. Поживем – увидим.

– С каких пор ты таким суеверным стал? – покосился на меня Семен. – Подруга приучила?..

– Заглохни, – я болезненно скривился. – Глюки ловил просто, и всё. Кто из Артёмовских остался?

– Ж*па полная! Эйнштейна убили, Базиля убили…

– Он сам себя убил.

– …да неважно! Морзе убили, Гарика убили, он тут, на операции умер.

– А Козел где?

– Нах*р тебе Козел?! Лучше бы Козла грохнули, а не Морзе! Этот суч*й потрох опять выкрутился! Отделался парой царапинок!

Сам Семен выглядел ужасно. На голом торсе виднеется след от электрического удара дубинкой, над бровью красуется свежий, уже зашитый рубец. Бока и плечи синие от многочисленных гематом, лицо опухшее, с красными пятнами разбитых капилляров в глазах.

– М-да… Крепко же тебя… – протянул я.

– Ты себя еще не видел, – усмехнулся тот.

– Долго еще здесь торчать?

– Врач сказал, пару-тройку деньков проваляться придется, потом нас заберут к остальным.

Следующие два дня мы лежали и лечились, нас пичкали таблетками, каплями, уколами и прочими атрибутами больничного арсенала. Поправлялся я быстро – на следующий день после операции мне разрешили вставать, выходить в коридор и туалет, общаться с другими пациентами. В соседней с нами палате лежали двое пограничников, попавших под жидкий огонь на китайской границе во время прорыва контрабандистов. Ничего, кстати, нормальные ребята, разумные и рассудительные парни. От них мы узнали, что всех до единого контрактников у них мобилизовали для отправки в космос, оставив на границе только молодых пятнадцатилетних пацанов – бывших школьников.

На третий день в палату вошел главврач, тщательно осмотрел нас с Семеном и приказал собираться. Вместе с нами на первом этаже госпиталя сгоняли и остальных, кто-то был в гражданском, кто-то в застегнутых армейских гимнастерках – на улице была сентябрьская прохлада. Вскоре через десять минут ожидания подъехали несколько полувоенных автомашин, из них вылезли темно-зеленые бойцы ОМС для сопровождения, образовав у выхода из здания живой коридор.