Александр Петров - Джихангир-Император. Прошедшее продолженное время

Я меланхолически кивал ему в ответ, поражаясь тому, насколько толстокожий мужик этот Федор, раз его не трогает печальный хаос вокруг.

Солнце было еще высоко, когда мы достигли расчетной точки. Лейтенант Кротов распределил людей по разным объектам. Нам достался самый важный – оружейный склад. Другим выпало пошарить в учебных корпусах, автопарке и хранилищах ГСМ.

– Давай, Федор, давай, – поторопил отец возницу. – Вечер близится. А нам оружие искать, замки пилить. Да и проверить не мешало бы то, что найдем.

Федор молчал, и отец продолжил:

– Это место военные до конца охраняли, оттого его не тронули ни грабители, ни новая власть. Метро рядом, подвал. Значит, мощность стазисного поля была достаточной. Все должно быть в порядке.

Поплутав по улочкам, застроенным 4-5-этажными домами, которые нависали над головой, точно скалы в ущелье, телега подъехала к складам.

Возница было заартачился, но сзади зашумели, и отец был непреклонен. Наша телега первой въехала через ржавые, развалившиеся ворота. Папа нетерпеливо спрыгнул и побежал искать нужный отсек. В этот момент он не думал ни о вампирах, ни о нас, ни даже о себе.

– Чтоб ироду поганому, князюшке нашему, ни дна ни покрышки не было, – зашептал дядя Федор, крестясь. Потом обратился ко мне: – Чтоб у твоего папашки елдак с мудями на лбу вырос – удружил, благодетель, впереди всех загнал.

– А чего тебе не нравится? – ответил я. – Раньше сядем, раньше выйдем.

– А ты не знаешь, малец, так пасть зазря не открывай, – оборвал меня возница. – Мертвецы… они обычно первых забирают.

Было видно, что мужик на самом деле испуган.

Другие люди, увидев, что кто-то уже пересек границу территории, гурьбой вломились и полезли проверять углы в надежде разжиться чем-то ценным. Но вскоре у закрытых дверей встали караулы, а дружинники вытеснили лишних обратно на улицу и сами занялись мелким мародерством.

Вернулся отец. Его глаза горели от нетерпения.

– Что ж ты, ирод, – стал выговаривать ему дядя Федор, – не жалко тебе себя, не жалко тебе меня. Но ты и родного сына не пожалел, гад ползучий.

– Ты что это, Федор Иванович? – поинтересовался папа. – В сказки веришь?

– И не сказки это вовсе, чудила ученая, – возмущенно ответил ему возница, – а правда заподлинная. Мертвяки, они первого, кто к кладу древнему пробрался, забирают.

– Ерунда, Федор Иванович, – ободрил отец. – Подай-ка мне лучше мой ящик с инструментом.

– Да на, подавись, – зло сказал дядя Федор, спихивая ему здоровенный, добротный, с металлическими уголками и заклепками ящик. – Занес бы, не переломился. Умнай… Пронести два шага было лень – погибай, Федор Иваныч, не жалко.

– Не ругайся, Федор, – оборвал его отец, едва успев подхватить ящик с одним из своих помощников. – Будешь зудеть, помни, что кнутов кругом сотня, а зад у тебя один. Раздражение, накладываясь на усталость и страх ошибки, заставили его говорить резко и почти грубо. Как не странно, таким отец мне нравился больше.

– Данилка, – папа помахал мне рукой от дальней двери. – Иди сюда.

Я подбежал к нему, хотя при иных обстоятельствах заставил бы себя долго упрашивать.

Из ящика достали инструмент для вскрытия дверей, прожекторные стойки, фонари, латаные-перелатаные провода, металлоискатель и особую гордость отца – большую микросотовую батарею, способную, по его уверению, обеспечить электричеством все дома во Владимире.

Я не сильно понимал, как она может это делать, да и папа тоже, хоть он и пытался сказать что-то умное, произнося мудреные слова типа «электродвижущая сила», «электрон – позитронный вакуум», «возбуждение энергии покоя».

Зато он может часами объяснять, как работали генераторы ГЭС и ТЭЦ, как были устроены паровые и водяные турбины, как энергия движения при пересечении силовых линий магнитного поля превращалась в электричество.

Силантьев, тот самый, что бил Репкина у спецхранилища, рисуясь, обратился к папе:

– Сергеич, тут?

– Да-да, пожалуйста, – ответил тот.

Здоровенный как лось дружинник с оттягом ударил по насквозь ржавому замку, да так, что не только сбил его вместе с клямками, но и по инерции пробил огромную дыру в двери, фактически сломав ее нижнюю часть.

– Глянь, – спросил он, – нормально?

– Сейчас посмотрим, – ответил отец, пытаясь распахнуть широкую, обитую ржавым железом дверь.

– Погодь, – сказал разводящий, отодвигая его.

Дружинник просунул руку в пролом и дернул так, что вырвал дверь с петлями.

– Вот как это у нас делается, – он выглядел очень довольным.

«Сила есть – ума не надо», – пронеслось у меня в голове.

Солдаты с оружием наперевес забежали внутрь, словно там мог быть противник. Через некоторое время оттуда донесся крик:

– Порядок! Заходи!

Пространство склада было заполнено пропыленными, серыми коробками. Были там железные ящики-сейфы с оплавленными прорезами на дверцах и просто развалившаяся старая мебель. У противоположной стены виднелись ступеньки в подвал.

Дружинники установили прожектора, которые залили помещение мертвенным, резким, бьющим по глазам светом. Но подвал все равно утопал в кромешной тьме. Стало только видно, что проход перегорожен толстой, хорошо сохранившейся решеткой.

Взрослые засуетились, сверяясь с планом помещений и готовя приспособления для вскрытия замка. Отец закричал на Силантьева, чтобы тот оставил в покое кувалду и действовал фомкой и ломом, предварительно полив водой место манипуляций.

Папа опасался, что в замкнутом пространстве мог находиться газ, который взорвется от малейшей искры.

Пользуясь тем, что на меня никто не обращает внимания, я отошел в сторонку, заинтересовавшись странным мешком в углу. Нога зацепила что-то в пыли. Я нагнулся и подобрал прямоугольную коробочку, на которой было написано: «Спички». Коробок был почти полный.

Я сунул его в карман, решив испытать на досуге старинное средство добывания огня, о котором так много слышал от отца и читал в книгах.

И тут я получше рассмотрел то, что пряталось в полумраке у стены. То, что я принял за мешок, было когда-то человеком, одетым в тулуп и валенки. За века тело высохло, кожа истончилась до толщины бумаги, потрескалась, обнажая засыпанные пылью кости. Пустые глазницы мертвеца вопрошающе-гневно взглянули на меня, словно негодуя из-за нарушения его покоя.

Труп был, конечно, неживым, словно никогда и не жившим, но при этом он имел отвратительное, тошнотворное сходство с человеком. В его высохших глазах, засыпанных пылью, стояло тоскливое злобное ожидание, а видимые сквозь растрескавшуюся кожу зубы, казалось, таили насмешку и угрозу.

– Ну, здравствуй, – произнес мертвец. – Долго же я ждал смены.

– А что, боец, уже дембелей-сержантов на пост ставят? – поинтересовался я, сплюнув сквозь зубы.