Николай Липницкий - Гладиаторы двадцать четвёртого века

– Лёха! – возбуждённо проорал он. – Собирайся быстрее! Бачилу нашли!

– Да ты что?! – вскинулся Балашов. – Где?

– На хате у любовницы.

– Не зря я её квартиру поставил под наблюдение! И, как? Взяли?

– Не. Он наши ноги вычислил. Ну, звериный нюх у него, прямо! Сейчас там засел, любовницу в заложницы взял.

– Спецназ?

– Там уже. Хату обложили, так что, никуда не денется. Переговорщика ждут.

– Поехали!

Вор рецидивист Бачинский Василий Александрович, хладнокровный, циничный и безжалостный убийца по кличке Бачила, неделю назад сбежал с этапа и был объявлен в розыск. Когда Алексей предположил, что он обязательно вернётся к своей любовнице Ленке Ромашовой по кличке Ромашка, воровке на доверии с наивными голубыми глазами, никто ему не поверил. Слишком это было очевидным. А Бачила был очень хитрым и расчётливым. Умом Лёха и сам понимал, что это пустышка, но интуиция буквально кричала, что он обязательно придёт туда. И, пришёл, ведь!

Дом, где жила Ромашка, увидели ещё издалека по обилию патрульных машин, столпотворению людей в форме и чёрному микроавтобусу спецназа. Сами бойцы тоже были здесь, рассредоточившись за машинами и удерживая под прицелом окна Ленки на втором этаже. Пока Горохов парковался, Алексей успел увидеть Рокотова из прокуратуры, Свиридова, начальника уголовного розыска, Федулова, начальника РОВД и, носящегося с мегафоном, следователя Петрушина.

– Балашов! – увидел Лёху Свиридов. – Приехал уже?

– Да, Дмитрий Игоревич.

– А ты прав оказался, чертяка! Пришёл он!

– Прийти-то пришёл. Только, как брать теперь его будем? Он же, если что, Ромашку не пожалеет.

– Думаешь?

– Для Бачилы нет ничего святого. А эпизодов у него и до этого на пожизненное было. Так что, одним трупом больше для него не критично. Одна надежда на переговорщика.

– Нет надежды.

– Почему?

– Вон, стоит, воду глотает.

Алексей посмотрел в ту сторону, куда кивнул Свиридов и увидел бледного парня лет двадцати пяти, нервно пьющего прямо из горлышка пластиковой бутылки. Руки у него не просто дрожали, а ходили ходуном.

– Что это с ним?

– Сунулся на переговоры, а Бачила в него из пистолета без всяких разговоров. Хорошо ещё, что не попал.

– У Бачилы ствол?

– Да. Как минимум один ПМ.

– А снайпер?

– Не может достать. Грамотно сволочь засел. Не выходит на выстрел.

– Другого переговорщика не нашлось?

– Нет. Только этот. Говорили, что грамотный. Во Франции в антитеррористическом центре каком-то крутом на курсах был, учился по-европейски преступников и террористов уговаривать.

– На наших, получается, их европейские методы не работают?

– Наши не толерантны. Сразу стрелять начинают.

– Может, я попробую? Я его, всё-таки, брал уже. Почти родственники.

– Не чуди. Тебя он в первую очередь пристрелит.

– Попробовать стоит.

– Не чуди, говорю. Балашов! Куда пошёл?! А ну, назад!

Порыв был внезапным, но, на тот момент казавшийся Лёхе, единственно, верным. На ходу вытаскивая пистолет из кобуры под мышкой, он вбежал в подъезд и, мельком предъявив своё удостоверение бойцу на лестнице, поднялся на второй этаж. У двери сидели на ступеньке четыре спецназовца, а их командир, худой и желчный Сашка Малахов нервно курил у клети лифта.

– Ты ещё куда? – недовольно поморщился он.

– Туда, – Лёха кивнул на дверь.

– Жить надоело? Он же на каждый шорох шмаляет!

– А я попробую.

– Надеешься в нём совесть пробудить?

– Нет. Это бесполезно. Хочу объяснить ему, что единственный шанс остаться в живых, это сдаться без боя. Ну, или, на крайний случай, поробую вытащить его под снайпера. Как он, хоть, у вас? Не промахнётся?

– Обижаешь! Тут, хоть бы секунд на десять показался бы, нашему снайперу бы хватило.

– Тогда передай ему, что пусть будет готов.

Алексей осторожно подошёл к двери и, встав сбоку, стукнул в пробитое в нескольких местах пулями дверное полотно рукоятью пистолета.

– Бачила! – крикнул он. – Это Балашов! Поговорить бы.

– А-а, мент! – раздался выстрел, и пуля, отколов длинную щепу от двери, ударилась о противоположную стену и с визгом срикошетировала куда-то вверх по лестнице. – Что надо?

– Я же говорю, что поговорить.

– О чём?

– За жизнь поболтаем. Мы же люди друг другу не чужие, вроде. Найдём тему для разговора.

– У меня к тебе одна тема: пулю тебе в башку всадить.

– Ну, это дело не хитрое. Пустишь?

– Заходи. Была одна заложница, а, теперь, двое будут.

Замок щёлкнул, Лёха, набрав полную грудь воздуха, толкнул дверь и шагнул в квартиру. Полутёмная прихожая, освещённая, только, скудным светом, падающим из кухни и тёмный прямоугольник входа в комнату. Там, видимо, все шторы были плотно задёрнуты, поэтому и царил почти полный мрак.

– Дверь закрой за собой, – донеслось из темноты. – И ствол на пол. Даже не пытайся на звук выстрелить. Как раз Ромашку завалишь. Я за ней стою.

– Я понял, – ответил Алексей, закрыв за собой дверь и услышав, как защёлкнулся язычок английского замка за спиной.

– Ствол! – напомнил из темноты Бачила.

– Хорошо, – Лёха аккуратно положил пистолет на пол.

– Ногой ко мне.

– Да, – Балашов лёгким движением ноги отфутболил пистолет вперёд.

– Ну, о чём поговорить хотел?

– Может, я пройду? Как-то неудобно в прихожей говорить.

– Проходи.

– Ты свет включи.

– Обойдёшься.

– А, если я в темноте ноги переломаю?

– Да, хоть шею. Не заплачу.

– Тогда, хоть, в кухню пошли. Там светлее. Ромашка, надеюсь, нам чаю приготовит?

– Не надейся. Ромашка моим бронежилетом побудет.

– Чего ты боишься? Пока я здесь, штурма не будет.

– Штурма, может, не будет, а снайпер уже на позиции. Поэтому, говорить будем в комнате.

– Как можно разговаривать с человеком, лица которого не видишь?

– Тогда, давай здесь.

– Ты из темноты выйди.

– Вот ты неугомонный! Ну, хорошо.

Из темноты показался неправильный, весь, какой-то изломанный, силуэт. Лёха присмотрелся и разглядел здорового Бачилу, удерживающего впереди себя извивающуюся Ромашову. Поэтому и силуэт казался необычным. Ромашка была перепугана до невменяемости, бешено вращала глазами, но молчала, хоть широкая ладонь Бачилы не совсем плотно прикрывала её рот, а, скорее, удерживала её за шею.

– Ну, говори.

– Ты, вообще, на что надеешься? Тебя, вообще-то, обложили со всех сторон.

– Скажи ещё, что я усугубляю и так далее.

– А не усугубляешь? Ты понимаешь, что тебя завалить могут? Не лучше ли сдаться?

– А смысл?

– Жить будешь.

– На зоне? В четырёх стенах, полчаса прогулки в сутки и никакой надежды на выход на свободу? Нет, мент, мне такая жизнь не в жилу. Я, лучше, порезвлюсь напоследок.

– Как? Ромашку завалишь?

– И тебя. Тебя, точно. Я же тебя ещё в СИЗО приговорил.