Никита Чирков - Вектор: Жизнь и смерть

Маргарита плакала и проклинала Портера, ведь он мог помочь Уолтеру. Она била его, кричала на него, пыталась получить хоть какую-то ответную реакцию от убийцы, но ничего, кроме смирения со случившимся, Портер не испытывал.

«Надо найти доказательства – тогда мы сможем уйти, иначе его смерть будет напрасна», – сказал я тогда Марго, причем ведь то же самое, что и Уолтеру, когда он через час пребывания здесь решил уйти… Лучше бы ушел, а не последовал за мной». – Портер не знал, кому он это говорит, как и не знал, кто есть сейчас рядом. Но молчать не вариант – он хочет быть услышанным, а значит, кто-то да придет вновь, раз его мама почему-то исчезла на время воспоминаний, остановить которые уже было невозможно.

А ведь он даже не знал жену и детей своего оператора, хоть и бывал приглашен не раз на вечера и праздники. Но это на тот момент еще не было проблемой, в отличие от Маргариты. Им пришлось столкнуться еще с парой конфликтов не на жизнь, а на смерть, но, уже зная наперед расклад сил и здешние законы, они смогли избежать драки, используя смекалку, скорость и силу, предусмотрительно погасив в зачатке агрессию существ, встреченных на пути.

– Что ты сделал? – спросила мать требовательным тоном, желая услышать признание.

Портер вновь схватился за левую руку, уже в районе плеча. Потирая ее, он поднял взгляд и увидел некую смесь осуждения и понимания. Он снял куртку, оставив лишь футболку, потом перчатку с левой руки. Медленно стал разбинтовывать руку, начиная с кисти. Там он вновь увидел порой забываемую им надпись, как раз для некоего отрезвления в самый трудный момент, выход из которого лучше всего обеспечит пронокс…

– Она бы не выжила, это бы понял любой на моем месте. Тогда я думал лишь о том, насколько хватит моих сил, а с учетом… балласта цифра сразу же падает. Что уж томить, я более чем уверен, она сама понимала, вопрос лишь времени, когда станция победит.

– Что ты сделал?!

– Лучше уж я, чем они!

– Я не таким тебя воспитывала. Забота о других – это важная способность, которая определяет тебя как человека.

– Я и заботился, разве нет? Лучше ведь я, лучше так и лучше быстро, нежели любая альтернатива, заставившая ее мучиться последние минуты и секунды этой ебаной жизни. Меньшее из зол! Пусть и зло, но какая, на хуй, разница? Не я выбирал эти варианты, будь моя воля…

– Ты выбрал сюда прилететь.

– Да, здесь ты права, мать, но знаешь, это ведь другая история, и не с тобой мне ее обсуждать. Не с тобой обсуждать причины этого выбора, я это знаю, а значит, знаешь и ты, как и отец. Ведь в этом все дело, кто из вас будет прав, чьему слову мне следовать, чей пример брать за основу. Быть тактичным или ломиться напролом, дипломатия или агрессивный захват… Всю жизнь одно и то же – две полярности, не способные к примирению. Верно, мать и отец?

Внезапно оставшись один, Портер кричал в воздух, хотя, порицая себя, он всегда бывает один. И это важный вопрос: видит он их из-за одиночества – или же всему виной виляние найденной инопланетной биологической Жизни? Сраное растение, как думал Портер, начавшее свой новый цикл после разморозки в лаборатории Вектора, где не сразу стало понятно, насколько оно несовместимо с человеком. Простой цветок, создавший для своего комфорта собственную атмосферу, внутри которой каким-то образом зародилась Жизнь, понимающая эволюцию несколько иным способом.

Возможно, весь этот психоанализ – результат обоих вариантов, скорее всего, так и было. Ведь ему до сих пор трудно признавать, что, проведя на Векторе столько времени и поддавшись влиянию инопланетной Жизни и стимула в виде пронокса, он все еще может трезво мыслить. Хотя смотря что считать трезвостью.

– А что если не можешь? – Голос матери сопровождался и изучающим взглядом. – Что если все это ложь, или же ты помнишь лишь то, что адекватно только по твоим меркам? Ты читал записи последнего человека, с которым общался на Векторе три месяца назад, который, кстати говоря, дал тебе ответы о том, как все здесь работает.

– Вот этого тона я давно не слышал. Прямо как, блядь, в детстве, когда за заботой и любовью то там, то здесь проскальзывала психиатрическая аналитика. Профессию не скрыть, да, мать? А ведь я мечтал увидеть твою светлую сторону, настолько же любящую, насколько и редкую.

– Ты называл меня «мать», когда не согласен, даже если идешь навстречу.

– Я рад этим кошмарам. Рад, что от них не избавиться просто так и что они основаны на правде. Догадываешься почему? Некогда бывшие сотрудники этой станции, если и дожили до этого момента, то потеряли всю свою человечность, опустившись до примитивности, извратились до неузнаваемости. То же самое станет и со мной, и пока я чувствую вину, я знаю, что все еще остаюсь человеком. Мой личный ориентир.

Бинты упали на пол вместе с запиской-напоминанием, оголив всю левую руку по самую шею, покрытую коркой черного цвета, частично лишающей руку чувствительности в одном месте, но усиливающую боль при каждом движении в другом. Причем каждый раз он не мог понять, как происходит рокировка, но при этом пока что сохраняется ее функциональность. За месяц вся левая рука и уже часть плеча трансформировались, сменив кожу черной трескающейся плотной массой, под которой в местах сгиба он видит голое мясо.

– Видишь ли, мам, вопрос времени, когда я стану одним из них. Одной из тварей Вектора. Излечить это невозможно, так что проще смириться – уж что-что, а дать себя этому сломать я не позволю. Ты бы сейчас усмехнулась, сказав, что мое упрямство даже тут нашло применение. И, да, нашло – чему-чему, а этому я научился слишком рано, не без вашей родительской помощи.

Сын смотрел на маму тем самым открытым взглядом, получившим бы ответную реакцию в виде объятий или сочувствия, будь это физически возможным. Моменты слабости давались ему с трудом, раскрывая спрятанные за ментальной броней чувства и любовь, относиться к которым с еще большей опаской, чем обычно, он начал как раз в то время, когда его мамы не стало в год его совершеннолетия.

Вчерашний разговор с матерью все так же свеж своими воспоминаниями и остаточными чувствами, словно случился он только что. Но, разумеется, то не было правдой, как минимум из-за наличия этой ночью того самого ориентира. Но было кое-что еще, выделившее этот день, – непонятный шум где-то за потолком, причем доносились до него явные обрывки чего-то громкого и, возможно, разрушительного, позволяя легкой вибрации пройтись по его убежищу. Кратко и быстро, но заметно ощутимо, что вызвало у него неподдельное любопытство, прикрывающее страх той, ждущей его за дверьми неизвестности. Но если вычесть предположительную галлюцинацию в виде ожившего Вектора, обратившего все свое внимание на единственного в этих стенах человека, то остаются простые варианты, проверять достоверность коих не входит в приоритеты: очередной монстр неуклюже бродит в одиночестве, или же дерется с кем-то себе подобным, ну или, на крайний случай, попадание метеора, избежать которого ныне не представляется возможным. В общем, сегодняшний день выделился отчетливо, и это было лишь началом. Ведь как только Портер закончил ритуал безопасности и завтрак, он сразу же засел за работу, делать которую больше некому.