Дмитрий Протасов - Дорога в один конец

Поперек проезжей части стоял автобус, полностью заблокировав движение. Я вышел, ничего не понимая, из машины. За автобусом был перекресток, а по поперченной улице шествовал строй солдат в необычной форме.

Ровными рядами по восемь человек, держа равнение направо, проходили мимо молодые крепкие парни, одетые в светло-синие мундиры и такие же форменные брюки. На них были темно-коричневые ремни с подсумками, мягкие погоны, высокие кепи в тон форме с небольшим козырьком. На ногах тяжелые высокие ботинки. Через каждые 12 рядов шел офицер в красивом мундире с аксельбантом, фуражке с высокой тульей, лаковых сапогах и белых перчатках. Я стоял недвижимо, буквально разинув рот, и безмолвно наблюдал за проходящими мимо меня рядами бравых молодцов, гулко вколачивавших каблуки подкованных башмаков в асфальт.

Вдруг где-то рядом оглушительно взвыла сирена, моргающим светом полыхнула мигалка, и из-за угла вырвалась черная, с белыми лаковыми полосами и серебряным копьем вдоль всего борта, патрульная машина. Из нее вылезли три здоровяка в серой форменной одежде, с маленькими серебристыми копьями на отворотах мундиров, в фуражках и одинаковых черных туфлях на каблуке и направились прямо ко мне.

– Что здесь делаем? – сурово спросил старший, с тремя звездочками.

– Стою просто, – пробормотал я пораженный повторением – смотрю.

– А чего смотреть-то? Это венгерские гонведы. Пока они у нас в городе расквартированы, а вот ты что за птица?

– Я просто проезжал мимо.

– Войска у нас проходят, а ты здесь глазеешь! Может – ты шпион?

– Да, Вы, что с ума сошли? Какой я шпион?

– И сумасшедшей видали.. – рассердился страж.

Тут же следом подъехала другая машина, и из нее выбрался уже знакомый мне Алькальд – Алексей Николаевич. Но, неожиданно, оказалось, что теперь у него совсем другое имя.

– Добрый день! Я уездный Асессор – Алексис Николас фон Войрш.

– А-а, я, – меня прямо затрясло, так что я не мог выговорить ни слова.

– А вы? – вежливо, но твердо настоял фон Войрш.

– Денис, меня зовут, – наконец выговорил я.

– Де-е-низ, – как-то не по-русски выговорил Алексис, словно пробуя незнакомое слово на вкус. – Видите, сударь, у нас назревают серьезные события. Войска вот прибывают. А граница отсюда совсем не далеко. Недолго и вражеских лазутчиков дождаться. И тогда они о-го-го…Ну, вы понимаете.

– Нет, – я решительно затряс головой – ничего не понимаю.

– Ну, что же вы упорствуете-то, голубчик?

– Я вообще не военный, господин Войрш, – истово глядя в глаза Асессору, отрапортовал я, – простой турист. А они вот пристали..

– Ну, на моих стражей обижаться, совершенно не стоит. Они свою работу выполняют. И выполняют хорошо!

– Это я понял.

– Ну, вот и хорошо! Значит, говорить будем?

– О-о-о! О чем?

После долгих и бессмысленных препирательств меня, все же, отпустили. Так как проходивших мимо гонведов пытался сфотографировать туповатый корреспондент Марченко, стражи после меня сразу переключились на него. А я немедленно отправился к деду Егору. Сначала я, кажется, слегка заплутал в одинаковых тенистых улицах. Но затем, оставив машину у кинотеатра, я быстро выбрал нужное направление. Наконец, я пробрался на улицу Рябиновую. Однако, у меня уже не было абсолютно никакой уверенности, что она все еще так называется.

ОЧЕРЕДНОЕ ЗНАКОМСТВО

Улица оказалась Каштановой. В целом она осталась такой же тихой и безлюдной, лишь дома стали больше и солидней. Сад Кагора оказался словно бы еще гуще и непроходимей. Но вот дорожка, по-прежнему была, причем, даже асфальтированная. И вдоль нее трава была аккуратно скошена. В конце дорожки виднелась беседка, вся заросшая плющом. Когда я вошел, то первым увидел Кагора, одетого в синюю фланелевую рубаху и темные, мягкие штаны. Редкие, но жесткие, сильно седые волосы его задиристо топорщились на голове с небольшой лысинкой на макушке. Был он выбрит, хоть и не чисто, а из-под кустистых широких, почти нетронутых сединой бровей внимательно глядели ярко-желтые, волчьи глаза.

– День добрый! – как можно приветливей произнес я.

– Во-о, как! Народ-то совсем обнаглел, понимаш! – Еле выговорил Стас, поднимая осоловевшие глаза на меня и почесывая майку на груди.

– И кто ты такой, парниша, и чего тебе надобно? – поинтересовался Егор.

– Меня зовут Денис! – робко сообщил я.

– Кто-кто, кто ты такой?

– Денис, – смелее ответил я.

– Обнаглели, точно говорю, дядь Жор, – бурчал пьяный Стас.

– Странно, твое лицо мне как будто знакомо.

– Мне бы комнату, – просительно проговорил я.

После недолгой пытливой беседы, дед смилостивился.

– Ну, ладно, пошли хоромы смотреть, – заявил он, вставая.

В комнате (в моей комнате!) находились хорошо мне знакомые предметы мебели – шкаф, стол, стулья, кровать и коврик на стене. А вот моя дорожная сумка оказалась в машине. Спустя полчаса я вернулся в сад, где меня ждала все та же компания и очень мне сейчас потребный алкоголь. Я тут же опрокинул стакан и протянул его снова хозяину. Тот только ухмыльнулся и вытащил из-под стола другую бутылку.

– Выпивка, Денис, это то, единственное, что делает человеческое существо счастливым, – нравоучительно сообщил дед Егор.

– Как это, – удивился я?

– А вот так. Сижу это я, скажем так, в печали. Горе у меня, к примеру. Взял я бутылочку, подумал о бедах своих, горестях. О сложной внешнеполитической обстановке, так сказать. Подумал-подумал, да и выпил стаканчик. Пробежала водочка по пищеводу, всосалась, побежала по жилушкам. Стало мне тепло, в голове немного зазвенело. И несколько о проблемах подзабыл.

– И все, – поинтересовался я?

– Что ты, это только начало! Посидел я, посидел, да и второй стаканчик опрокинул. В голове замутнело, мозги стали легкие-легкие, как вата! И все мои проблемы..

– Под черною водой, – неожиданно запел пьяный Стас.

– Да, ну, тебя, окаянный, – махнул Кагор рукой на собутыльника, уже съехавшего с катушек. – Беды и горести, станут какими-то далекими, словно бы смотришь на них через подзорную трубу, только с другой ее стороны – с уменьшением. Тут я позову Станислава, и мы с ним выпьем по третьей.

– Ага, по третьей, – глухо донеслось из-под стола, – у меня-то первая!

– Не усугубляй! – Буркнул дед, пнув Стаса под столом. – А после четвертой мозги очистятся, от затянувшего их тумана, и ты вдруг поймешь: «Жизнь прекрасна»! Внутри тебя забегает водочка, словно младенец свежими пяточками тебя легонько потопчет изнутри, и станет тебе хорошо-хорошо! – Егор, умолк и мечтательно засмотрелся на стенку беседки.

–Ну, голова же ты, дядь Жор! – донеслось снизу.

– А вот что будет назавтра, – хмыкнул я?

– Назавтра? – Переспросил дед, постепенно возвращаясь к действительности и взглянув не меня. – Какой же ты, однако, противный, Денис! Назавтра будет похмелье. Но, не зря же говорят: «коли тебе так плохо сегодня, значит, вчера было хорошо».