Александр Харников - Турецкий марш

Турки рассчитывали проскочить ночью мимо нас, чтобы поутру высадить пассажиров и свой груз на побережье, где их уже будут ждать посланцы имама Шамиля. Но, как оказалось, у Олега Николаевича были приборы, с помощью которых можно было и ночью вести наблюдение за морем. Один из его мичманов и обнаружил турецкие шхуны.

Мы быстро развели пары и погнались за неприятелем. Турки, поняв, что обнаружены и что уйти им не удастся, решили сражаться до последнего, хотя сопротивление было бессмысленным – мы из наших десятидюймовых орудий могли расстрелять их с дистанции, которая оказалась слишком большой для их легких пушек.

Ясно было лишь одно: сдаваться они не собираются, и я должен был выполнить приказ адмирала Нахимова – уничтожить неприятеля.

С помощью чудо-бинокля мы могли наблюдать за падением наших ядер и бомб. Комендоры стреляли превосходно, и вскоре одна из шхун, лишившаяся мачт, потеряла ход. Вторая, тоже понеся большие потери в рангоуте, все еще питала тщетную надежду на спасение. Но и она вскоре загорелась и стала тонуть. Турки пытались спустить шлюпки, но ядра, упавшие рядом, перевернули их. Когда палубы вражеских кораблей стала захлестывать морская вода, мы прекратили огонь.

Я приказал спустить баркас и отправиться к месту гибели турецких шхун, чтобы попытаться спасти тех, кто еще не пошел ко дну. Лейтенант Михайлов попросил, чтобы в баркас взяли двух его мичманов, успевших надеть свое снаряжение и вооружиться. Я уже видел в Севастополе подобным образом экипированных офицеров из Гвардейского Флотского экипажа. Говорят, что их куртки не пробивает пуля, а странные ружья могут без перезарядки выпустить несколько десятков пуль.

Как оказалось впоследствии, предосторожность Олега Николаевича была не лишней. Поляки, которые находились на одной из тонущих шхун, ухитрились перевернуть одну из опрокинувшихся шлюпок и начали вычерпывать из нее воду. Она едва держалась на плаву, но на нее сумел перебраться какой-то важный пан. Он даже сумел сохранить сухими свою одежду и пистолеты, заткнутые за пояс. Увидев наш баркас, поляк с диким криком выхватил оружие, намереваясь застрелить кого-нибудь из наших. Вот тут-то и показали себя сослуживцы лейтенанта Михайлова. Несколько метких выстрелов, и лях плюхнулся в воду. Державшиеся за полузатопленную шлюпку турки и поляки жалостливо завопили и взмолились о пощаде.

Двумя рейсами мы подобрали всех, кто еще был жив, после чего Олег Николаевич доложил по своей «радиостанции» в Севастополь о произошедшем. Вскоре из штаба флота мы получили ответ: «Бессарабии» надлежало следовать в Крым, а патрулирование побережья продолжит идущий нам на смену пароходофрегат «Одесса»…

16 (4) ноября 1854 года.

Дунайские княжества.

Штабс-капитан Гвардейского Флотского экипажа Домбровский Николай Максимович, бездельник

Бездельником я стал не по своей воле. Ядром отряда, к которому я был приписан, командовал капитан Гвардейского Флотского экипажа Ильин Николай Максимович, мой полный тезка. Перед венесуэльским вояжем его – тогда еще в чине старшего лейтенанта – назначили командиром сводного отряда морской пехоты на «Королеве». В отличие от роты Хулиовича, морпехов с «Королева» раздербанили. Одно отделение участвовало в первой нашей встрече с императором. До сих пор оно служит при нем лейб-охраной и одновременно связистами. Были там и силы ССО. Что с ними случилось, мне неизвестно. Оставшихся подрядили обучать новосозданные «роты нового строя». Некоторое их количество так и осталось инструкторами в районе Свеаборга, но большинство стало ядром Свеаборгского Батальона особого назначения. Именно к этому батальону приписали и вашего покорного слугу.

Хулиович лично попросил капитана Ильина о том, чтобы тот обучил меня военному делу в весьма сжатые сроки. Тот послал меня на «курс молодого бойца», который проводился на остановках во время перехода по Березинскому водному пути. Справедливости ради хочу заметить, что другие «курсанты» проходили обучение уже несколько недель, и я, даром что офицер, показал себя столь провально, что после того, как мы прибыли в Одессу, Ильин вызвал меня к себе и с сарказмом произнес:

– Штабс-капитан, вас мне порекомендовал полковник Сан-Хуан. Сказал, что вы, по его словам, бриллиант, еще не подвергнувшийся огранке – я тогда еще подумал, ну и сравнение – и что достаточно вам преподать пару-тройку уроков, как вы станете действительно неплохим снайпером. Но, увы, то, что я видел своими глазами, и то, что мне докладывали мои люди, наводит меня на один только вопрос, в точности соответствующий первым четырем буквам отчества вельми уважаемого мною полковника, одарившего меня столь медвежьей услугой.

– И что вы этим хотите сказать? – уныло пробормотал я.

– Награды ваши вы заслужили и стрелять вроде умеете. Но я не собираюсь рисковать жизнями своих людей – как тех, кто из будущего, так и тех, кто из этого времени – и давать вам боевые задания. Одна просьба – не путайтесь под ногами. Вы же журналист? Вот и занимайтесь своими прямыми обязанностями – пишите, в этом я вам мешать не буду. Но не более того. А после окончания войны я, так и быть, отправлю вас на прохождение полного «курса молодого бойца» – физические данные у вас все-таки наличествуют и, может быть, когда-нибудь что-нибудь из вас получится. Но не через неделю и даже не через месяц.

– Но…

– Я вас больше не задерживаю.

По его каменной физиономии я догадался, что Ильин не поменяет своего мнения обо мне. Так что я усиленно занялся журналистской деятельностью: писал статьи во все три наши СМИ, плюс в новое издание «Дунайские вести», интервьюировал то одних, то других (не раз нарываясь на «голубчик, а шли бы вы подобру-поздорову» – куда именно, я не могу указать по цензурным соображениям), изредка фотографировал, подолгу заряжая мобильник солнечной зарядкой после каждой «фотосессии».

Но приехал я сюда не для этого – как пел Высоцкий: «а в подвалах и полуподвалах ребятишкам хотелось под танки». Я ведь уже вошел во вкус, и мне снилось каждую ночь не только, как я целую свою Мейбел (и, если честно, не только целую), но и то, как я лежу в кустах и выцеливаю очередного англичанина. Поэтому я и начал себя считать форменным бездельником.

А пока мы двигались по бескрайним степям Дунайских княжеств. После переправы у Галаца армия повернула на юг и, громя разрозненные турецкие отряды, двинулась паровым катком на некотором отдалении от побережья. Турки и их «союзники» с «цивилизованного Запада» засели в крепостях: в Кёстендже, Силистрии и Рущуке – и ждали штурма. Слышал краем уха, что в первых двух что-то «бахнуло», но подробности произошедшего мне неизвестны. А наш батальон, равно как и другие войска, двигавшиеся вместе с нами, не оправдывая ожиданий противника, следовали к известной лишь нашему командованию цели. Дождей еще не было, и пыль стояла столбом. Я напевал чуть слышно (если б я это делал громче, меня бы, наверное, давно уже побили любители бельканто):