Марина Воложакина - Из глубин моей души и памяти

Канитель

Ну вот и «канитель» началась – подумала Ксения, запрягая Пулю, (пегую лошадь, прозванную так за стремительность)… 24 октября – на Филиппа, был день, когда начиналась распутица и слякоть, а дел еще перед зимой невпроворот. Вот сейчас – зерно на мельницу привезла: перемолоть на муку и крупу, а потом в подотчет в сельмаг передать…

А что, предсядательша, давай, подмогну – окликнул ее однорукий Абрам – единственный мужчина, живым вернувшийся с фронта от их военкомата.

– Ой, да отстань ты от меня, сама справлюсь, – отмахнулась Ксения, увернувшись от его объятий.

– Ох и зря же ты от меня бегаешь. Красивая, да гордости больно много в тебе! Тянешь одна шестерых деток. А я бы помог! Да и веселее ведь вместе, ты председатель, я председатель, как объединили бы два хозяйства, а и зажили бы всем на зависть…

Но, Ксения уже не слышала его. Быстро закидав муку и крупу с дедом Матвеем, она уже мчалась, лихо управляя Пулей, чтобы засветло успеть в родное село…

И как так настроился женский ее организм, что в этот день, из года в год, у нее наступала «пора», «эти дни», «щука»?.. Усмехнувшись, она вспомнила, как это было у нее в первый раз. Купаясь в реке, почувствовала девушка горячий поток из чрева и, испугавшись, просидела в воде три часа. Старшая сестрица с подружками так и не уговорили Аксюту выйти из воды. Ничего не добилась и мать, прибежавшая к реке с хворостиной. И только отец, подхватив на руки свою любимицу, понес ее в дом, коротко объяснив: «Да что ты, красота моя ненаглядная, это «пора» у тебя пришла»…

А потом, так горячо внизу живота бывало только рядом с Егорушкой – местным баянистом. Как глянет, да поправит свой чуб волнистый, у всех девчат глаза заблестят; а уж запоет, так, кажется, и рыба в Исети плясать начинает и все в природе взволнуется. Любимой песней Ксении так и осталась на всю жизнь: « За рекой черемуха колышется…».

Статная, с пышной черной косой ниже пояса, Ксения нравилась многим. И, когда вся деревня собралась в их избе, по поводу возвращения Степана Грачева с войны, парни пришли больше на нее посмотреть, чем послушать байки старых вояк. Хотя Степан сыпал новыми для всех словами: «Атланта», «интервенция», «тачанка». Но, порой, тоже восторженно взглянув на дочь, приговаривал: «Ох, и красивая ты у нас, Аксюта» и, повернувшись к молодежи, скромно занявшей угол у двери, строго добавлял: « Смотри у меня, шпана, кто заобидит, задеру, как волк овечку!!!»

Было то по весне, а как заколосилась рожь в полях, заболел одноногий Степан. Запечалилась жена Варвара: детей-то четыре девки и сынок, а младшей Нюрочке всего седьмой годок поше. Время голодное, продразверстка и последующий продналог сравняли в деревне Грачево всех. Вчерашний голодранец Митяй Воронов красуется в кожанке и красных штанах, да все машет своим наганом, выкрикивая заученные лозунги. Давеча и к ним заходил, будто проведать лежащего Степана, а сам так смерил Ксению взглядом, что и слов не надо!

Как совсем непроглядная тьма опустилась на дома, побежала Аксюта к реке, за дальнее от дороги поле, туда, где ждал ее любимый Егорушка… Ласки, жаркие объятия и шепот: « давай убежим сейчас же в Спицыно или в Михонку, там дюже рабочие руки нужны… Детишек мне нарожаешь».

– Да как же, любый мой, не могу я сейчас от больного отца и малых сестриц уйти. Да и братишка еще не помощник в доме

– Не поймешь ты меня никак, радость моя. Если мы начнем работать, за трудодни в МТСе нам столько всего надают – и твоим поможем и мамке моей. А что батя твой пока против, не беда, смирится…

Уже на следующее утро Степан призвал всю семью к своей лежанке и объявил:

– Уйду я скоро, которую ночь ко мне батя приходит. Не поминайте лихом, коли что не так. А ты, Варвара, заместо ноги в гроб ко мне Нюрку положи, не поднять вам ее, и не выкормить тебе всех. Помощь- то и надежа только Ксения, да и та, того гляди, замуж выскочит… Не ходи за яго, Аксюта, красивые оне все ветряные, да и что у яго на уме-то – байки, да гулянки одне… – с большим трудом, то и дело прерываясь на удушливый кашель, попрощался Степан Грачев с каждым из близких по отдельности. Сложил крестообразно руки на груди, сжал крепко губы и закрыл глаза. И так вот тихо и спокойно отошел в мир иной…

Ксения, подстегивая Пулю, вспоминала дальнейшие события. Помнит, как схоронили отца, Митяй совсем нагло стал к ним захаживать, хорошо хоть сестрицы и братик всегда рядом вечерами были. А, поскольку Егор уже устроился на трактор в большое село Михонка, так и уехала вместе с ним девушка темной ночью из родного села…

Ярким и страстным был союз Егора и Ксении. Каждую свободную минутку были они вместе. Баловал он свою горлицу подарками, да гостинцами сладкими. А на Сретенье сходили они вместе в родное Грачево, да и попросили благословения у матерей своих. Варвара только молча утирала слезы, разбирая щедрые подарки. Снабжение в Михонке, как в райцентре, вот молодожены и привезли целый вещмешок еды и вещей. Такой праздник у Грачевых получился и Василиса Дьячкова – мать Егора сдружилась за этот вечер со сватьей. Ей- то одной долгими вечерами так было грустно, а теперь и помогать согласна Варваре…

Улыбнулась Ксения, вспоминая первую любовь, жаль только, что недолгой она оказалась. На МТС была учетчица Ирина. Очень уж ей понравился веселый баянист.

– И чего он сюда эту деревенщину притащил, да еще и женился на ней?! – досадовала она в разговоре с разбитной буфетчицей Ольгой. Так вот, последняя и научила Ирку, как мужика из семьи увести…

В семейных заботах и любви летели денечки молодой семьи Дьячковых. Ксения так радовалась, что к следующему Сретенью должен у них маленький родиться; представляла, как прижмет к груди комочек, похожий на любимого. Животик у Ксюши стал уже сильно выпирать, перестала она вместе с Егором в клуб на танцы ходить, тут разлучница и взяла мужика в оборот. Как полили первые осенние дожди долгими вечерами за окном, так и слезы неудержимо потекли из красивых Ксюшиных глаз. Стал Егорушка домой приходить нетрезвый и глаза от нее отводить. А уже на покосе бабы, с интересом глядя на Ксению рассказали, что ее Егор Ирку до дому провожает… Крепко закусив губы, Ксения весь день косила, не откликнулась на зов женщин ни в обед, ни вечером, а как ушли все с поля, добежала до опушки и ничком упала в траву…. Потеряла она тогда сознание, а когда пришла в себя, поняла, что и ребеночка потеряла. Открылось кровотечение, и ребенок родился мертвым…. Казалось тогда Ксюше, что и жизнь вместе с дитем из нее ушла. Как закаменела она тогда. Почернела вся от горя, губы запеклись, видеть никого не хотела. Отлежалась денек, собрала вещи и ушла обратно домой, к матери.

Не стала Варвара корить дочку и вспоминать, что отец ей говорил. Да ведь, итак, жаль девку, зачерствела видно душой. Поплакать бы ей, да омыть себя изнутри слезами.