Александр Золотько - Пехота Апокалипсиса

Каждый нормальный оператор перед установкой кадра должен выставить его границы. Каждый нормальный, формируя кадр в помещении, задает границы по стенам помещения, а не ставит на автоматику.

Забыл, сказал Зудин.

Касеева оттащили монтажеры, не дав совершить акт членовредительства. Зудин вылетел из монтажной, монтажеры угостили Касеева коньяком и не стали задавать идиотский вопрос.

Главный идиотский вопрос ноября, на который Касеев задолбался уже отвечать.

Объяснять каждому, почему он перестал работать с Пфайфером, Касеев не мог. Не мог и не хотел. Даже с самим собой он предпочитал не обсуждать этого.

Четыре года совместной работы, зачастую в очень вредных для здоровья местах. Три совместные поездки на Территории. Две творческие премии, честно поделенные на двоих.

Я больше не работаю с Пфайфером, сказал Касеев новому Главному.

Новый Главный как раз зачитал Касееву приказ о назначении его, Касеева, за высокий профессионализм и гражданское мужество редактором отдела новостей, спросил, есть ли у Касеева пожелания...

Я больше не работаю с Пфайфером, сказал Касеев. И Новый Главный сказал – хорошо.

Генрих Францевич остался в отделе аналитики, и они ни разу больше с ним не разговаривали.

Почему, спрашивали Касеева. Мое дело, отвечал Касеев. Может, помиритесь, говорили Касееву. Нет, отвечал Касеев. К чертовой матери, отвечал Касеев. Отцепитесь, отвечал Касеев.

Монтажеры вопроса не задавали. Они, как могли, помогали Касееву.

Граница кадра плавала, то отсекая куски туловищ у персонажей, то неожиданно выплевывая из себя их руки и ноги.

Вот внезапно из воздуха появляется рука с папкой. Потом исчезает. Потом появляется снова.

Чиновник из МИДа поворачивается в сторону, делает полшага и теряет половину туловища. При этом улыбается половиной рта. А срез переливается всеми цветами радуги.

Нужно маркировать габариты персонажа и наращивать тело через машину. А все это – время, время, время...

Что у вас произошло с Пфайфером?

Ничего с Пфайфером не произошло. Просто Генрих Францевич, как оказалось, все еще мечтал о карьере. В его-то возрасте!

Касеев так патетически пообещал Грифу...

– Мы никому ничего не расскажем! О том, что видели... Не выдадим...

Пфайфер, нужно отдать ему должное, промолчал, а Касеев искренне полагал, что сможет, что нужно...

Гриф тогда сказал правду, он прекрасно знал, что времена молчания на допросах прошли и от желания или нежелания Касеева говорить ничего не зависит.

На допросе... на «беседе», как называл ее вежливый человечек в белом халате, Касеев просто не мог молчать.

Его выворачивало от желания поделиться впечатлениями, рассказать о пережитом... говорить, говорить, говорить...

Химия это была или что-то еще – Евгений Касеев не знал. Понимал, что сейчас его заставляют говорить, что из него выдавливают информацию, но ничего больше в жизни он не хотел так, как отвечать на вопросы человечка.

Никто не мог бы отмолчаться.

Но Пфайфер умудрился перевыполнить план.

Он ведь снимал, как оказалось, все происходившее в Клинике! В кофре, который ему передал тогда капитан, не было сетевого адаптера, но была микрокамера.

Пфайфер тогда ничего не сказал Касееву. Пфайфер просто запечатлел все, происходившее с ними и вокруг них. И сам, добровольно, передал отснятое компетентным органам.

Они сидели в операторской и приходили в себя. Пытались поверить в то, что все закончилось.

Это нужно было переварить. Все это. И шаг сквозь кольцо тоже нужно было переварить. И то, что второе такое же кольцо находилось в подвале их родного Агентства и что один шаг перебросил их на несколько сотен километров и...

Здание пострадало не сильно. Разве что вестибюль был разгромлен, куски бетона и мертвые тела были перемешаны и залиты кровью. Суетились люди, с оружием и без, в бронекостюмах и в рваном гражданском.

На площади перед СИА дымил танк Территориальных войск. Ствол пушки продолжал пялиться на здание застывшим зрачком, возле стены торгового центра лежал скомканный вертолет Патруля, что-то грохотало за домами...

– Какой кадр! – сказал Касеев.

– Работаем,– сказал Пфайфер.

Он успел уже заскочить в техотдел и взять комплект из резерва. Две камеры взлетели над головой Касеева, давая панораму, одна пошла по расширяющейся спирали вверх, а вторая зависла перед Касеевым.

– Давай,– беззвучно шевельнул губами Пфайфер.

– Я пока не знаю, что именно здесь произошло,– сказал Касеев, глядя в кадроприемник.

Именно эта фраза потрясла зрителей. Глупая, нелепая фраза вдруг отозвалась, зацепила всех. Люди не знали, что здесь произошло. А Касеев был одним из них – растрепанный, в спортивном костюме, со страхом и удивлением рассматривающий все, что было перед зданием СИА и в нем.

Потом появился какой-то паренек, лет семнадцати, с автоматом в руке, и потребовал, чтобы корреспонденты вошли в здание.

– Тут еще могут стрелять,– сказал паренек.– Артем Лукич велел, чтобы тут не маячили, мало ли что.

Они вернулись в здание, к ним подошел мужик лет сорока, в форменной милицейской рубахе, но без погон. В руке у него был пистолет, и мужик, разговаривая с Касеевым, все время пытался пистолет этот куда-то пристроить: в карман брюк, за пояс – словно мешал этот самый пистолет мужику жить, оттягивал руки или даже жег их.

Мужика звали Артемом Лукичом Николаевым, был он в звании старшего лейтенанта милиции и в должности участкового инспектора.

– Артем Лукич, вы, как я понял, возглавили оборону здания.

– Я?

– Ну да, вы. Мне сказали так...

– Сказали... Ну, раз сказали.

– И еще мне сказали, что это вы произвели арест сотрудников спецслужб, которые, возможно, причастны к тому, что здесь произошло.

– Это...

– Арестовали?

– Их порвали бы в клочья, если бы... ну... пришлось. Потом уже выяснили, что Лешка...

– Какой Лешка?

– Старший лейтенант, Лешка Трошин. Он смог технику разблокировать...

– Какую технику?

– Ну, пушки все эти... Не все, только две, но смог, значит, остальные точки уничтожить...

– Какие точки? Чьи?

– Свои. Они их поставили еще с утра, когда еще все не началось. Поставили, подключили, а когда первый раз рвануло, замкнуло что-то в цепи... или еще где... вроде кто-то управление на себя перехватил... Лешка с ребятами смог, значит, две пушки переключить, ну и... Вот он и защищал здание.

– Но вы его арестовали?

– Арестовал.

– И он потом оборонял здание?

– Конечно.

– А вы вначале здание штурмовали...

– Какой там штурм...

– Потом арестовали двадцать четыре военнослужащих спецподразделения...

– Это...

– Да или нет?

– Да.

– И потом вместе с ними...

– Слушайте, некогда мне. Нужно успеть бумаги подготовить, рапорт, а то потом домой не попаду до утра. Жена волноваться будет... бабы наши, деревенские, опять же, за сынов...